Школа прошлой жизни
Шрифт:
— Но ведь может быть и иначе? — уточнила я. — Что прав Юджин?
Лэнгли приостановил лошадь, таинственно улыбнулся. И мне показалось, он снова хочет загадать мне загадку.
— Есть одно обстоятельство, — он слегка наклонил голову. — Король его учел. Историки единогласно придерживаются такого же мнения, они согласны с королем, госпожа Гэйн.
Неожиданная подначка меня разозлила. Я не знала и знать не могла обстоятельство, которое давно покрылось пылью в архивах. И я была уверена, что ляпаю наугад.
— Местные крестьяне знали, кто разоряет земли. Они могли отличить хорошо знакомого человека от юной девушки. И не было смысла тратить время на анонимный донос, когда любой жандарм мог в любой момент выяснить истину.
Лэнгли усмехнулся.
— Вы могли бы стать достойнейшей из королев. С той только разницей, что король отправил жандарма, — прищурился он и пустил лошадь вскачь.
Я присмотрелась — впереди виднелись огоньки далекого хутора.
Глава тридцатая
Я догнала Лэнгли — он и не стремился удрать, скорее ненавязчиво поторопил. Я решила подразнить его, пролетела мимо на полном скаку, Лэнгли игру подхватил, так что огоньки хутора приближались быстро. Но лошадей мы придержали, и инициатива была моя, я не знала, сможем ли дать им передохнуть или поедем дальше. У Лэнгли, наверное, были планы, но я не спрашивала о них.
Как же сложно все сразу стало! Гораздо хуже, чем было. Смерти, легенда про эмпуса, покушение на госпожу Коул, кто заставил меня быть откровенной с самой собой, кто вынудил признаться, что Лэнгли мне небезразличен? Если бы я не проговорила эти слова, могла бы и дальше притворяться, получалось неплохо, но теперь — теперь я даже смотреть опасалась в его сторону. Мне казалось, один неверный жест, сорвавшееся некстати слово, и он обо всем догадается.
Глупо и неразумно.
— Вы голодны? — спросил Лэнгли, нагнав меня. — Надеюсь, нам окажут теплый прием. Переночуем и с утра поедем.
Значит, он рассчитывал заночевать на хуторе? Я быстро метнула на него непонимающий взгляд и снова уставилась вперед.
— Я думала, нам стоит поторопиться, — произнесла я, борясь с внезапным сомнением. Если он уже понял, что я испытываю к нему интерес, если захочет этим воспользоваться? — Мы покинули Школу так быстро…
— Лошади выбьются из сил, — пояснил Лэнгли спокойно. Я не могла возразить, просто кивнула.
Нас услышали. Залаяли собаки, заметался огонек — кто-то шел к нам с фонарем. Я рассмотрела фигуру — мужчина. Он подошел к невысоким воротам, смотрел на нас поверх них, не двигаясь, и я допускала, что он видит в нас совсем не друзей.
— Доброй вам ночи, сэр! — крикнул Лэнгли. — Не дадите постой двум путникам?
— У меня тут не постоялый двор! — откликнулся мужчина. Голос у него был совсем молодой. — Но если заплатите, отчего нет.
Он с готовностью распахнул ворота, смотрел, как мы с Лэнгли въезжаем, помог мне спешиться. Лэнгли обошелся без посторонней помощи, стоял, улыбался и осматривался по сторонам, и мне показалось, что это я поняла, как он насторожен, но не хозяин. Подбежал мальчишка лет четырнадцати, увел лошадей, а хозяин повел нас в дом.
— Ужин съеден, господа, — усмехнулся хозяин, — но если устроит молоко, хлеб и кислая похлебка, попрошу матушку собрать на стол. Я Питер, Питер Фаррелл, фермер.
— Лэнгли, директор Школы Лекарниц, и госпожа Гэйн, администратор Школы, — представил нас Лэнгли.
Питер посторонился, пропуская нас в большую комнату, где гулко отозвались наши шаги, подождал, пока мы сядем за стол, подошел ближе и принялся нас рассматривать. Я, хоть это было бесцеремонно, разглядывала его тоже. Лет двадцати, не больше, крестьянин, но зажиточный, одет очень хорошо, руки натруженные.
— Что привело в наши края директора Школы Лекарниц? — нахмурился Питер. — Угодья и поля давно собраны. Разве кто-то не исполнил свою часть договора?
Мы с Лэнгли обменялись взглядами.
— Нет, господин Фаррелл, мы здесь не поэтому, — успокоил его Лэнгли. — Ни у госпожи Гэйн, ни у меня нет претензий по поставкам.
Лицо Питера просветлело. Он открыл было рот, но в этот момент вошел мальчик и замер на пороге.
— Это Пол, мой брат, — указал на него Питер. — Пол, собери господам из Школы Лекарниц поесть, не стоит будить матушку.
Пол исчез в коридоре. Питер сел. Я заняла место в углу, почти на краю стола, Лэнгли — наискосок от меня, ему были прекрасно видны и дверь, и окна, наверное, он устроился так неспроста, а Питер сел как раз напротив Лэнгли.
— Поганая будет зима, — начал Питер. — Дожди зальют пашни, да посильнее, чем в прошлом году. Большого урожая ждать не стоит... Если вы по душу старосты, так он уехал в город, скоро его не ждите. Хотите подписать новый договор, вам на пять миль влево, там живет господин Оуэн.
— Мы не по поставкам, господин Фаррелл, — напомнил Лэнгли. Я подумала — может быть, он сказал это зря, потому что Питер помрачнел. Крестьянину проще знать, что мы хотим получить на будущий год зерно и ткани, это все, чем они здесь живут — пахота и ткачество. — Мы едем в старый монастырь.
— К Всеблагому отцу? — оживился Питер. — В таком случае, не возьмете ли с собой мою матушку? Она отменно управляется с повозкой, она еще крепка, но будет хорошо, если проводите ее.
Вошел Пол, держа в руках огромный горшок. За Полом, растрепанная и заспанная, семенила девочка лет двенадцати с кувшином и ломтями хлеба. Питер молчал, пока они накрывали на стол, мы с Лэнгли тоже. Я знала, что у крестьян так принято: говорить о делах с глазу на глаз, а дети в таком возрасте у них как прислуга. Но Пол и девочка справились очень быстро, вышли, закрыв за собой дверь, и Питер пригласил нас к трапезе.
Я поняла, что хочу есть, уже в тот момент, когда учуяла идущий из горшка запах. Мне вспомнилось детство — с матерью и отчимом я частенько ходила в трактиры. Изысканная или, напротив, простая кухня, половые, одетые в национальную одежду, убранство залов, напоминающее о дальних странах. В трактирах выступали музыканты и певцы, владельцы устраивали для детей представления, и можно было научиться готовить какое-нибудь несложное блюдо. В Дессийских Перевалах трактиры при постоялых дворах и гостиницах ничем не отличались от столовой в Школе, а в другие заведения никто в здравом уме не привел бы жен и дочерей.