Шлиман. "Мечта о Трое"

Штоль Генрих Александр

Потом Шлиман думает о Лувре, первом на свете музеев принадлежащем не королю или папе, а всему народу. Потом авторитетный французский археолог Бюрнуф указывает ему на Неаполь и Фьорелли, потом очередь доходит до Петербурга, Мюнхена и даже маленького Шверина, не потому, что это столица его родины, а потому, что там во главе музея стоит утонченно умный и талантливый Фридрих Шлие, который с самого начала горячо вступился за «выскочку».

Но Россия отклоняет его предложение. Англия медлит. Франция не отвечает. Италия колеблется.

Тем временем турецкое правительство требует от Греции выдачи всего клада, но тут Афины все-таки, набравшись мужества, решительно отвергают это чрезмерное домогательство. Турция возбуждает процесс.

Недолго думая, Шлиман — перед

этим он направил в министерство новое прошение относительно Микен — едет туда вместе с Софьей. Он вовсе не собирается производить раскопки. Он вовсе не нанимает в помощь рабочих, чтобы никому не портить крови. Он приехал просто как турист-археолог, который за это время приобрел в Трое немалый опыт и поэтому смотрит на территорию крепости совершенно иными глазами, чем смотрел несколько лет назад, когда путешествовал по Пелопоннесу. Теперь он сразу же около Львиных ворот распознает стены какого-то дома циклопической кладки и в лишенной всякого орнамента каменной плите безошибочно угадывает надгробную стелу. Это еще больше укрепляет его в прежней уверенности и со всей ясностью показывает ему, каким методом надо будет вести раскопки, как только господа из министерства, рано илн поздно, образумятся. С этой же целью ножом и складной лопатой Шлиман копает ряд ям. Он подбирает несколько лежащих в траве черепков, кое-какие осколки камней и две примитивные терракотовые фигурки коров.

В министерстве успели забыть, что несколько дней назад они выступали за Шлимана и сами хотели выпутаться из затруднительного положения. Может быть, и кое-какие горе-профессора еще раз раздули затухавший огонь и изрядно подлили в него масла. Во всяком случае, министр просвещения послал грозную телеграмму префекту Аргоса: запретить «этому немцу», Шлиману, сделать хотя бы один удар лопатой. «Может быть, он забирает вещи или меняет их местами». Одновременно директор Археологического общества телеграфирует: «Американец Шлиман — обманщик, он смешает микенские драгоценности со своими троянскими и увезет!» Через час префекту вручают сверхсрочную телеграмму министра: «Все, что нашел этот чужестранец, подлежит немедленной конфискации!»

Власти провинции в трепете. Случилось наихудшее: мужчина и женщина, бродившие среди развалин Микен, пропали. Они исчезли, словно их поглотила священная земля Греции. Несколько часов все телеграфные линии заняты. В министерстве просвещения начинает все больше распространяться ужасающее подозрение: эти грабители положили себе в карман все Микены и бежали в Америку! В довершение беды провинция Аргос не имеет достаточно войска, чтобы блокировать все дороги, а нескольких жандармов едва хватает для улиц главного города.

Впрочем, даже жандармов не требуется — Генрих и Софья Шлиман сидят у всех на глазах в отеле Навплиона и пьют чай.

Сверхсрочная телеграмма: «Немедленно обыскать багаж!»

Обычно, чем выше стоит чиновник на иерархической лестнице, тем он вежливей, чем ниже — тем грубее. В Греции 1874 года наоборот. Скромный начальник полиции Навплнона, явившись в отель, просит доложить о себе. Благодаря счастливому случаю он-де прослышал, что приехали столь дорогие и уважаемые гости. Он ведь не мог упустить возможности засвидетельствовать им свое почтение, тем более что был хорошо знаком с родителями Софьи.

Но потом бедняга томится на своем стуле и едва осмеливается взять радушно предложенные кофе н сласти. Шлиманы давно понимают, в чем дело.

Начальника полиции от страшного смущения бросает то в жар, то в холод. Наконец Софья сжаливается над ним:

— Я полагаю, вы хотите посмотреть, что мы нашли в Микенах? Пожалуйста, прошу вас! Корзинка с черепками стоит под кроватью.

Чиновник с облегчением вскакивает, вытаскивает корзинку и собирается, как предписывает долг, составлять протокол. Но, открыв крышку, он растерянно откладывает перо. Ради этого на самом деле жаль изводить казенную бумагу.

— Это все? — лепечет он в замешательстве.

Софья кивает, с трудом удерживаясь от смеха.

Шлиман, обычно не склонный к шуткам, напротив, говорит с серьезным лицом:

— Не лги, Софья!

У меня еще есть кое-что в кармане. — Он вытаскивает какой-то предмет и протягивает начальнику полиции.

Тот с волнением хватает его. Выпучив глаза смотрит: кусочек мрамора, совершенно гладкий, необработанный, без какой-либо надписи.

— Дело в том, — благожелательно говорит Шлиман, — что я не знаю, как называется эта порода мрамора, и хочу справиться у специалиста. Но на вашей стороне, разумеется, преимущественное право, дорогой господин начальник, и если вы желаете его конфисковать...

— Что вы, господин Шлиман, об этом не может быть и речи! Поверьте, я очень сожалею, что мне пришлось вас беспокоить.

С этими словами он удаляется и, вернувшись в свою канцелярию, посылает донесение префекту. Тот, в свою очередь, телеграфирует в Афины: «Взятые ими черепки оказались совершенно ни к чему не пригодными и не имеющими абсолютно никакой цены, поэтому мы их не конфисковали».

Но на этом комедия далеко еще не кончается. Префекту Навплиона приходит предписание от министра просвещения: «Вы поступили плохо, положившись на тамошнего начальника полиции и разрешив Шлиману взять с собой его вещи. Я не предоставлял ни вам, ни начальнику полиции права действовать по собственному усмотрению. Последний не должен был судить об этом деле, ибо мы не можем поверить, что-бы кто-то, тратя на раскопки большие деньги, искал нечто не представляющее никакой ценности. Вы, господин префект, субпрефект и бургомистр Микен, своим поведением доказали, что греческая земля беззащитна и что любой человек может, пренебрегая нашими законами, делать на ней все, что ему заблагорассудится. В интересах нашего общего отечества вы должны внушить всем вашим подчиненным, что подобное не должно впредь никогда повториться».

Одновременно генеральный инспектор памятников старины пишет донесение министру:

«Шлиман нарочно запутал свое прошение к парламенту вещами, которые придают ему невинный характер и имеют целью ввести власти в заблуждение. В середине января он направил в таможню Пирея заявление о найденных им в Трое древностях и вскоре получил разрешение вывезти их из страны. В то время как министерство считало, будто он уехал со своими древностями в Вену или еще куда в Европу, префект Аргоса в середине февраля прислал вдруг телеграмму, обвиняя Шлимана в том, что тот без разрешения проводит раскопки в Микенах. Этот человек действительно одиннадцатого февраля повторил свое прошение о разрешении раскопок, но я не знаю, кому он его подал и посылал ли его в министерство, поскольку он явно рассчитывал на неразбериху, царящую среди нашей администрации. А сам он тут же направился пароходом в Навплион, оттуда в Микены и начал раскопки. Обо всем этом министерство ничего не знало, более того, основываясь на его заявлении о вывозе принадлежащих ему троянских древностей, считало, что этого человека в Греции больше нет.

Заявление Шлимана показывает в нем человека, который уверен, что греки не чтят своих законов и он может в зависимости от обстоятельств потешаться над ними. То, что он предпринял одновременно с подачей заявления, показывает, что это человек, стремящийся провести и обмануть компетентные власти».

В это же время правительство демонстративно поручает Пруссии проведение раскопок в Олимпии, о которых Шлиман тоже подавал ходатайство.

На вce это Шлиман отвечает тем, что на собственный- счет в виде подарка греческому правительству сносит так называемую Башню франков, которая на протяжении столетий безобразила Афинский акрополь. Вскоре ему представляется возможность сделать еще один широкий жест. По делу, возбужденному против него турецким правительством, выносится решение: Шлиман в возмещение убытков должен выплатить десять тысяч франков. Вместе этого он посылает пятьдесят тысяч на нужды Оттоманского музея. Пост министра народного образования занимает как раз Сафвет-паша: он отвечает Шлиману любезным и прямо-таки сердечным благодарственным письмом. Шлиман, недолго думая, в том.же году отправляется в Константинополь, чтобы добиться нового фирмана. Исследования Трои, он уверен, далеко еще не завершены!