Шоссе энтузиастов
Шрифт:
пескари...
Нет, я не видел в том вначале
необъяснимой новизны,
что ты не где-нибудь ночами -
со мною рядом смотришь сны.
Уже считал законной данью,
твоей и собственной судьбой,
что утро каждое —
свиданье
ненарушимое
с тобой.
И чрезвычайно было лестно
себя порой заверить в том,
что все решительно известно
мне о характере твоем.
Но было, право,
дела мало
тебе до выкладок
Ты вновь меня опровергала
вся —
непредвиденность сама!
Не ежедневным повтореньем
уже известного вполне —
ты приходила
удивленьем
и обновлением
ко мне.
Но пусть
в гудении полета
мы ссор еще не знали там,
уже вокруг ходило что-то,
уже примеривалось к нам...
1953 — 1955
***
Не разглядывать
в лупу
эту мелочь
и ту,
как по летнему лугу,
я по жизни иду.
Настежь ворот рубашки,
и в тревожных руках
все недоли —
ромашки
о семи лепестках.
Ветер сушит мне губы.
Я к ромашкам жесток.
Замирающе:
«Любит...»
говорит лепесток.
Люди,
слышите, люди —
я счастливый какой!
100
Но спокойно:
«Но любит...»
возражает
другой...
1954
***
К добру ты или к худу -
решает время пусть,
но лишь с тобой побуду,
я хуже становлюсь.
Ты мне звонишь нередко,
но всякий раз в ответ,
как я просил,
соседка
твердит, что дома нет.
А ты меня тревожишь
письмом любого дня.
Ты пишешь,
что не можешь
ни часу без меня,
что я какой-то странный,
что нету больше сил,
что Витька Силин пьяный
твоей руки просил...
Я полон весь
то болью,
то счастьем,
то борьбой...
Что делать мне с тобою?
Что делать мне с собой?
Смотреть стараюсь трезво
на все твои мечты..
И как придумать средство,
чтоб разлюбила ты?
В костюме новом синем,
что по заказу сшит,
наверно, Витька Силин
сейчас к тебе спешит.
Он ревностен и стоек.
В душе —
любовный пыл.
Он аспирант-историк
и что-то там открыл.
Среди весенних лужиц
идет он через дождь,
а ты его не любишь,
а ты его не ждешь,
а ты у «Эрмитажа»
стоишь,
ко мне звоня,
и знаешь ~
снова скажут
что дома нет меня.
1954
***
Что
лодку раскачивать,
брызгать водой?
Что ты молчишь?
Не молчи.
Не грусти.
Будь молодой.
Мешай мне грести.
Разве так можно,
так можно —
ответь —
рядом сидеть,
на меня не глядеть?
Некого больше тебе любить,
вот и приходится рядом быть,
слушать,
как веслами я плещу,
видеть,
как я о тебе грущу...
Мокрое
черное
плывет бревно.
Светится дно.
А тебе в-се равно.
Видишь
качается
трамвай
Он беленький, чистенький.
Слышишь —
речной.
Он ручной.
истертый,
гудок,
и опять заскучал,
в заусеницах
причал.
А ты не глядишь ни на что.
Меня рассерди.
Разбудись.
Сама рассердись.
Что мне поделать с моею бедой?
Очень прошу —
будь молодой.
На берег песчаный
лодку тащу.
Ищу твоих глаз,
нахожу и грущу.
Плывем с тобой.
Плывем далеко.
Давай отдохнем,
где глубоко.
И вот мы, раскинувши руки,
лежим
на волнах,
рожденных движеньем чужим...
1956
***
Ты мне но изменяешь.
Ты правильна в любви.
Спокойно извиняешь
провинности мои.
Рубашки чинишь ловко,
как я не починю.
А мне с тобою плохо,
не знаю почему...
Разлуке я доверю
тебя,
мою жену.
Придумаю деревню,
где я один живу,
где я дружу с тревогой,
потерянно любя,
и с дамою трефовой,
похожей на тебя.
В раздумье полудетском
про первую беду
с мохнатым полотенцем
по улице бегу.
Стрекоз рассветных пляска,
удары яолотка.
В кармане у подпаска
чскушка молока.
Река метя капает, -
хорошая она.
На все мне отвечает
высокая волна.
Блаженно я тоскую...
Вдали мне по плечу
любить тебя такую,
какую захочу...
Б . А х м а д у л и н ой
Обидели.
Беспомощно мне,
стыдно.
Растерянность в душе моей,
нс злость.
Обидели усмешливо и сыто.
Задели за живое.
Удалось.
Хочу на воздух!
Гардеробщик сонный
даст пальто.