Шпион смерти
Шрифт:
«Красноармейцы», уже заявившие о себе в мире несколькими жестокими и дерзкими акциями, действовали спокойно, точно и расчетливо с присущим им немецким педантизмом. Пока белокурый, осуществлявший, вероятно, руководство акцией, караулил заложников, которые были переведены в одну из задних комнат банка, коренастый Клотц пошел проверять планировку здания, слазил даже на чердак и осмотрел все ходы и выходы. Белокурый сидел на стуле, положив автомат на колени и курил, не спуская глаз с кучки людей, разместившихся напротив него на диване. На всех заложников надели наручники, предусмотрительно припасенные террористами и извлеченные ими из большой спортивной
Фрам оказался рядом с полицейским и искоса бросал на него изучающий взгляд. Он вполне прилично владел немецким языком и из разговора белокурого с Клотцем понял, почему этот датчанин оказался с ним рядом в банке. Так значит, они его все-таки взяли в серьезную разработку и передали датчанам. Это был еще не провал, не арест, но опасность была совсем рядом. Олицетворенная опасность сидела на диване и тоже мучительно сосредоточенно думала о том, как найти выход из создавшегося положения.
Пришел коренастый и тоже закурил. Оба террориста теперь пускали дым и тихо переговаривались между собой, словно проводили время на очередном дежурстве на каком-нибудь продовольственном складе, который им поручили охранять отцы-командиры от зловредных партизан. «Здорово все-таки у немцев получаются роли охранников, надсмотрщиков и надзирателей», — подумал Фрам.
— Вот так они тридцать пять лет тому назад караулили, наверное, моего отца, попавшего в плен во Франции, — произнес он вслух как бы про себя. У него чуть не вырвалось, что отец был взят в плен в 1941 году у эстонского острова Сааремаа во время перехода Балтийского флота из Таллина в Ленинград и четыре года провел в концентрационном лагере на севере Норвегии.
Датчанин, не поворачивая головы, тоже, как бы размышляя вслух, произнес:
— А мой отец был насильно завербован ими в датский батальон, но по дороге на восточный фронт дезертировал, был пойман и отдан под трибунал.
Наступило тягостное молчание, прерванное резким телефонным звонком. Белокурый подошел к аппарату, взял трубку, внимательно выслушал, что говорили на другом конце провода, и ответил:
— Нет, наше требование остается прежним: освобождение товарищей, вертолет, беспрепятственный вылет из Дании. — Он посмотрел на часы: — До критического часа осталось четыре с половиной часа, — и бросил трубку. — Они предложили нам освободить заложников, обещая взамен выпустить нас из страны, — сообщил он содержание разговора своему напарнику. Тот в ответ только ухмыльнулся.
— Мне нужно в туалет, — произнесла вдруг первое за полтора часа слово кассирша.
— Клотц, проводи ее быстренько и начинай обход. Я тебя сменю через пятнадцать минут.
Коренастый повел даму в туалет; в комнате опять повисла тягостная тишина. Клотц вернулся с дамой обратно, защелкнул на ней наручники и ушел.
— Как же вы так неосмотрительно дали себя заманить в ловушку? — спросил Фрам соседа, не поворачивая головы. — Вы ведь, как я понимаю, профессиональный полицейский.
— Профессиональное, знаете ли, любопытство и подвело меня. — По губам датчанина пробежала усмешка. — Да и вы, сдается мне, не планировали такой поворот событий. Кстати, что вас-то привело в эту тихую заводь? Неужели для уважаемого иностранца не нашлось банка поближе к центру города?
— Давайте знакомиться. Меня зовут Стивен Брайант, канадский бизнесмен.
— Очень приятно, к вашим услугам старший криминаль-ассистент датской полиции Йенс Динесен, — с подчеркнутым сарказмом представился датчанин.
— Что будем-делать?
— В нашем положении остается только ждать, что придумает наше полицейское начальство.
— А оно что-нибудь придумает?
Вместо ответа Динесен пожал презрительно плечами и замолчал.
— А что вам про меня рассказали шведы?
Динесен недоуменно вскинул брови:
— Что вы имеете в виду, мистер Брайант?
— Не притворяйтесь, инспектор Динесен, ведь вы попали в заложники из-за меня. Признайтесь в этом на этом свете, пока не поздно. Ведь на том свете мне все будет безразлично. — Канадец нахально улыбался во все свое лунообразное курносое лицо и ждал ответа.
— А вы случайно не были когда-то проповедником? — ехидно спросил его Динесен.
— Нет, я убежденный атеист.
— Гмм… Ничего я вам не скажу, потому что ничего не знаю.
— Воля ваша, господин инспектор, воля ваша, — как можно более безразличным голосом ответил Фрам.
— Что вы меня все называете инспектором? Я же сказал вам, что я всего-навсего старший криминаль-ассистент, — возмутился датчанин.
— У нас в Канаде это соответствует инспектору, господин Динесен. А потом инспектором вы все равно скоро станете, как только закончится вот все это.
— Надо еще дожить до всего этого, — философски заметил Динесен.
— Это не имеет значения. Инспектора полиции можете получить и посмертно. Надеюсь, уставом полицейской службы Дании этот шанс предусмотрен?
— На кой черт мне этот чин в том мире!
— Вот и я говорю вам, что интересного есть для нас в том мире? Ничего.
Динесен посмотрел на своего собеседника, соображая, говорит тот на полном серьезе или издевается над ним, но потом не выдержал и расхохотался. Белокурый недоуменно посмотрел на полоумного датчанина, но ничего не сказал.
Где-то прямо над головой пролетел вертолет, и в комнату сразу прибежал взбудораженный Клотц. Он стал что-то шепотом объяснять белокурому, тот два раза кивнул головой в знак согласия и уступил ему место охранника, а сам ушел на дежурство.
— Достаточно одного из них отвлечь каким-то образом, например, втянуть в переговоры по телефону, чтобы предпринять попытку штурма через черный ход, — прошептал Динесен Фраму.
— Да, вы правы, количество террористов должно быть известно полиции — ведь, надеюсь, вы не одни оказались около банка, и у ваших коллег, должно быть, хорошее зрение, — согласился с ним Фрам.
Старший криминаль-ассистент сделал вид, что наблюдательность канадца его мало касается. Во всяком случае, он не стал отрицать справедливость высказывания бывшего объекта, который искусно ходил перед ним по острию ножа, пытаясь, вероятно, добыть для себя хоть какую-то оперативно значимую информацию. Но с чисто формальной точки зрения канадец не выходил за рамки благоразумного поведения, присущего всякому интеллигентному и неглупому человеку, и Динесен пока не мог однозначно сказать, что Гастролер как-то разоблачил себя и дал повод принимать его за другого человека, нежели канадского дельца мистера Брайанта. В конце концов, сейчас это не так уж и важно, сейчас надо вместе думать, как выбраться из дерьма, в которое они оба так глупо попали.