Штормовое предупреждение
Шрифт:
Ни Ковальски, ни Рико с ними не пошли. Ковальски, скорее всего, прекрасно осознавал, что Дорис он на лед не вытащит – она не пойдет с ним кататься, и не только потому, что не хочет растравлять его раны, но и потому что не оставит брата одного. А иных причин идти сюда логичный лейтенант, судя по всему, не видел. Рико же от них просто отмахнулся – судя по всему, был не в настроении, хотя Марлин не отказалась бы поглядеть, какое впечатление он произведет на местных завсегдатаев. По опыту прошлых лет она знала, что эта глыба мышц, исполняющая ласточку в вольном стиле, никого равнодушным не оставляет…
За стойкой внезапно обнаружились люди, которые ее узнали – это были пожилые леди, которые номинально как бы приглядывали за своими потомками на льду, но на деле с удовольствием болтали о том о сем, предоставив потомков
В какой-то момент Марлин осознала, что сумерки сгустились настолько, что большинство посетителей каток покинули – их всех гнал домой голод и желание немного погреться. Совсем скоро служитель включит фонарь, и тогда ледовая площадка осветится белым светом, и цветные блики гирлянды заиграют на ней уже не так ярко – но вместе с тем и не так тревожно. Каток вечером напоминал Марлин игрушку внутри стеклянного шара: маленький, замкнутый мирочек, со своими законами и правилами.
Она осталась практически одна, потому что все ее недавние собеседницы повели свою юную родню по домам, но Марлин знала, что одиночество ее ненадолго: скоро сюда подтянутся парочки, а из колонок заиграет романтическая музыка, и вечерняя часть катаний откроется для публики постарше. А пока что она как бы замерла между этими двумя отделениями, будто застыв на границе миров детства и зрелости, и ей нравилось это состояние. Марлин медленно цедила свое какао, наблюдая за тем, как кружится и падает редкий пушистый снег. За ее спиной стучал пластиковыми стаканчиками бариста – готовился к новому наплыву посетителей.
Внезапно Марлин разглядела впереди движение: из сумрака узкой улочки вынырнула, проступая все отчетливее, человеческая фигура. Она приближалась к катку, и спустя несколько секунд Марлин узнала этот тощий – даже в зимней куртке – долговязый силуэт. Ковальски остановился перед решеткой-рабицей, положил на нее руку, глядя на лед так, как узник глядит на кусочек вольного неба, проглядывающий между крышами бараков. У них в пригороде такой вот каток тоже был, но ее, Марлин, соседи, заливали площадку побольше, на которой потом с удовольствием по вечерам гоняли шайбу, и где в их отсутствие тем же самым занимались все окрестные мальчишки. Можно было предположить, что ее коммандос неравнодушны ко льду, но Марлин чуяла, что дело тут поглубже и не так просто, каким кажется на первый взгляд.
Простояв так с минуту, лейтенант отступил назад, в сумрак, будто передумав, и пошел прочь, быстро, точно торопясь убежать от чего-то. За его спиной в улочке мелькнула чья-то темная тень – и Марлин поняла, что кто-то из команды следовал за ним, оставаясь в отдалении, и теперь со спокойной душой покинул свой пост. Видимо, Шкипер потихоньку велел приглядывать за своим замом – чтобы снова не дошло дело до клинической депрессии. Кто предупрежден, тот, как говорится, вооружен…
Снег быстро засыпал чужие следы на земле. Какао потеряло свой волшебный вкус, и Марлин, не став дожидаться новых посетителей, спрыгнула с табурета, кивком поблагодарила баристу и направилась прочь от катка. Ее не отпускала почему-то мысль, что Ковальски вернется сюда ночью, когда никого не будет. И она понятия не имела, как ей следует к этому относиться.
Обнаружив на полу в коридоре мокрые следы, Марлин почувствовала себя, как минимум, Шерлоком Холмсом: она уже знала, кто их оставил, когда и почему. И немедленно отправилась вершить правый суд. Обе преступницы – ее драгоценные кузины — как раз бодро сбегали с крыльца и продолжали передвижение рысью с перебежками, прячась то за одним снежным
Самое время было задаться вопросом, а где же, в таком случае, в этот самый момент товарищи Прапора, и, не найдя внятного и простого ответа на сей сакраментальный вопрос немедленно же, Марлин понадеялась, что они не заняты ничем опасным для окружающих.
Шкипера она нашла на пороге кухни — тот как раз выходил оттуда, и из-за закрываемой за ним двери долетало посвистывание: Рико готовил завтрак. В руках Шкипера был какой-то объемистый сверток, который он обернул брезентовым обрезком, явно желая скрыть содержимое, но держал командир отряда его так, что все сразу же становилось ясно.
– Ты не мог бы не шататься с оружием по дому? – вздохнула Марлин печально. – Пожалуйста.
– Это сейчас не оружие, – мрачно отозвался Шкипер. – Это — досадное недоразумение… Ты Ковальски не видела?
– В смысле?
– Да в прямом! Не попадался он тебе на глаза еще?
– Я про оружие, а не про Ковальски. Твоего лейтенанта я еще не видела.
– Вот черт… Надеюсь, его не запер в стенном шкафу Блоухол… Это для него кончится плохо... – Шкипер недовольно тряхнул головой, а после какая-то светлая мысль, очевидно, туда пришла, потому как он внезапно оживился. Не успела Марлин снова напомнить о себе, как командир отряда устремился по коридору в другой конец дома, еще издали зазывая своего зама. Оный высунулся на командирский глас из ванной — без очков и несколько более взлохмаченный, нежели обычно. Судя по всему, он только недавно проснулся.
– Что стряслось? – мрачно поинтересовался он. – Что такое, в честь чего я не могу спокойно почистить зубы?
– Прапор допрыгался, – сообщил ему в ответ не менее мрачно Шкипер и сунул в руки Ковальски свой брезентовый сверток. Тот приподнял край обертки и заглянул под него. Прицокнул языком, с явной досадой.
Забыв о своих зубах (Марлин так и не узнала, успели ли их дочистить, но предположила, что вероятно да, раз клочья пены по пути на пол никто не ронял), лейтенант направился со врученным ему свертком в ту самую комнатушку, куда не так давно Марлин приносила ему технические паспорта и где застала его курящим. Шкипер, заложив руки за спину, зашагал следом, и племянница тети Розы, которой было интересно, чем все это кончится, замкнула процессию.
Комнатка носила явные следы периодического пребывания в ней отряда коммандос: в воздухе витал специфический запах, эдакая смесь больницы и оружейного склада, а на полу обнаруживался еще один кусок брезента, поверх засланный старыми пожелтевшими газетами. К этой-то «инсталляции» Ковальски и направился. Опустился на пол, извлек из кармана походный футляр, а уж из того – очки и устроил их на своем длинном тонком носу, только после этого уложив сверток перед собой и бережно развернул его. Внутри оказалось… Что-то. Марлин только смогла бы сказать, что это какое-то оружие. В оружии она не разбиралась совершенно. Для нее все эти ружья, винтовки, автоматы и пулеметы ничем особенно не отличались. В подавляющем своем большинстве черные или грязно-коричневые, разной степени громоздкости, они все ей были «на одно лицо». И она напрочь отказывалась понимать, что в этих уродливых железяках привлекает людей.