Штучка
Шрифт:
Он говорит о порке? Танька нервно сглотнула. Настолько близко к БДСМ она еще не приближалась. Страшно. Ужасно страшно. Но… Но на лабе в таком состоянии от нее будет толку меньше, чем от Суховой. Она и пары слов из методички не разберет, перед глазами будут плыть цветные круги. Разочаровать Ардову было же так страшно, что проще сразу было документы забрать.
— Я согласна, — тихо выдохнула Танька, — я согласна заплатить задницей, Егор, только пожалуйста… Доведи сейчас до конца. Я не смогу так…
Она боялась дышать. Боялась спугнуть его молчание, потому что если он молчал — он думал, если он думал — значит, был шанс.
— Хорошо, —
— Открой рот, — сухо, жестко, от этого тона хочется упасть на колени. И не вставать с них, пока он не разрешит.
Шарик кляпа был плотный, черный, его удобно было сжимать зубами. Ну хоть не в себе давить вопли. Все-таки купил. Сказал — сделал. В кармане, что ли, носит?
— Еще только раз… Еще только раз ты заикнешься о ком-то другом… — выдохнул Егор, — и ты пойдешь к черту, поняла?
Это был риторический вопрос. Тем более ответить Танька все равно не могла.
В трусах все пылало так, будто там извергался чертов вулкан. Слабый банановый запах презерватива коснулся напряженного Танькиного восприятия. Джинсы Егор с нее спустил вместе с трусами — одним лишь только быстрым движением.
Никаких прелюдий. Никаких лишних прикосновений. Лишь один только член, резко вбивающийся в ее тело. Пальцы, жестко сжимающие бедра — больно сжимающие, но от этого только ощущения острее, — настолько острые, что хочется выть, но все, что может Танька — это впиваться зубами в тугой шарик кляпа в своем рту, вытягиваться струной от упертых в стену рук, двигая бедрами ему навстречу. Этот секс — не для их общего удовольствия, не реализация обоюдно вспыхнувшей страсти. Этот секс для ее облегчения, подчеркнуто безжалостный, потому что она провинилась. Но такой — резкий, грубый, он выбивал из головы все что в ней было. Кажется, после такого взрыва ощущений, как после чумы — невозможно уйти живой. Слишком сильно, слишком остро, слишком грандиозно. Оргазм — как милосердный дар, оргазм как незаслуженная награда. После него Танька даже пошатывается и все-таки оседает на колени, потому что стоять на ногах невыносимо сложно.
Егор за ее спиной швыряет презерватив в урну, застегивает брюки.
Вопреки ситуации — приседает, осторожно, даже ласково гладит по волосам.
— Если это тебе слишком, может, тебе все-таки поискать кого еще? — вкрадчиво спрашивает, расстегивая кнопки кляпа.
— Мне нормально, — тихо выдыхает Танька, когда появляется возможность заговорить, пытаясь собрать себя из молекулярной пыли. Она действительно чувствует себя на диво удовлетворенной. Да. Она не подозревала в Егоре вот такой вот стороны, вот таких вот наклонностей. Но почему-то ничто в ней не протестует против этой расправы. Провинилась. Заслужила.
Егор помогает ей встать, сжимает пальцами ее подбородок. Его любимый жест, кстати.
— Смотри, — беспощадно улыбается он, — я не собираюсь терпеть твои выкрутасы просто так. Так что…
— Я поняла. Не смогу сидеть, — торопливо выдыхает Танька, застегивая джинсы, и Егор недовольно щурится. Надо завязывать с манерой перебивать его, однозначно. Все-таки не надо забывать, что трахаясь с ней… он делает ей одолжение, да. Это он — ее безумие, а не она — его.
Эти его поцелуи. Безжалостные, настойчивые,
— Спасибо. — тихонько шепчет Танька. Спасибо за милосердие, спасибо за эти поцелуи, спасибо за то, что позволяешь чувствовать себя твоей.
— До конца твоего перерыва десять минут, — сухо заметил Егор. Полчаса с ним вспыхнули и сгорели, как пара чертовых минут. Танька торопливо оглядела джинсы. Нет, вроде никаких следов. Хотя слабый запах произошедшего секса все-таки чувствуется от кожи. Но учуять его можно только вблизи, беспокоиться вроде не о чем, на лабораторках Танька сидит одна.
— И к слову, о наказании… — произносит Егор, когда Танька касается ручки двери, — я ничего не забуду, ты поняла?
— Да.
— Свободна.
Акт I
Кажется, ни хрена не верную тему для диссертации Егор когда-то выбрал. Надо было писать о том, как сорваться в уже тысячу лет как принятую к забвению Тему, не имея этого в планах. И как не надо воспитывать нижнюю, раз уж так вышло, что ваша любовница стала ею.
Ну ведь повелся же.
Собирался же проморозить нахалку минимум неделю молчанием и игнором, но повелся, поплыл, уступил умоляющим влажным и таким голодным глазищам, отчаянному раскаянию. Охренительно. Хотелось загнуть что-нибудь особенно матерное по этому поводу. Ну какого же черта, Егор Васильевич, ты уступаешь? Зачем подыгрываешь? Раз решил наказать — какого хрена передумываешь? Какого черта ты позволяешь нижней оказывать на тебя влияние? И… зачем тебе вообще делать из Татьяны нижнюю? Ты же знаешь, что она сбежит от тебя очень быстро. Какой смысл тратить на это время? Простой секс тебя устраивал же! А ведь теперь он может быстро закончиться.
И все же… Все же положение дел, внезапно изогнувшееся в немыслимую позу, Егора неожиданно проняло. Он даже не думал, что ему настолько не хватало… вот этого. Когда за вынос мозга женщина получала должное наказание, а не Егор сам собственноручно справлялся со своим раздражением.
«Вечером, в восемь, буду ждать у твоего общежития. Возьми с собой подарочек, вчерашние туфли и запасные шмотки».
Подарочек и туфли — для вечера, одежда — чтоб было во что втряхнуться утром. Не факт, что Татьяна об этом подумает, не факт, что она вообще ожидает оказаться у него на всю ночь. Но что с ней делать, на такси в общежитие отправлять? Ну, а утром при этом натянуть будет некого, возникни такое желание.
Локалова не опаздывает. Она никогда не опаздывает, а тут, кажется, вообще раньше пришла, видимо, не хотела заставлять Егора ждать. Стоит себе, наслаждается последним апрельским вечером, неожиданно теплым — кажется, даже погода хочет, чтобы Татьяна надевала юбки, и она как послушная девочка носит именно их. Кажется, специально для Егора, и это правильный маневр с ее стороны. Будь у этих отношений особо далекие перспективы, Егор в принципе бы настоял на том, чтобы ее возлюбленные джинсы стали только зимним предметом одежды. Ей-богу, сам бы купил два десятка юбок и совокупной хрени, сам бы отвозил ее на учебу — или куда там ей могло понадобиться, — лишь бы на постоянной основе наслаждаться видом этих восхитительных ног с изящными лодыжками.