Штучка
Шрифт:
— Мог открыть изнутри же, — замечает она, когда Егор выбирается из машины, чтобы открыть ей дверь и забрать пакет с вещами.
И ведь не пришло же в голову даже, что ему нравятся подобные этому ритуалы ухаживания. Да, нравится открывать дверь перед женщиной. Да, нравится сближаться, потихоньку сокращая дистанцию. И если кто-то решил, что может делать ему замечания, значит, именно этому кому-то придется обломиться в своих надеждах, что и Егор сократит дистанцию между ними. Ведь должна же понимать, что все имеет свои последствия.
— Как же плохо у тебя с воспитанием, солнышко, — Егор смотрит на нее, сощурившись, — а дальше что — будешь мной командовать, как тебя трахать?
Девушка виновато опускает глаза. Хорошо. Ничего, перевоспитается. Перестанет бунтовать в тех местах, где ее бунт совершенно неприемлем. Нужно просто дать ей понять, где пролегает граница.
— Тебе же нравится, как я тебя трахаю, да, солнышко? — шепчет Егор, заставляя ее поднять лицо. Нет, вопрос не для него — он не конченный идиот, он знает, что ей больше чем нравится. Но она должна помнить свое место.
— Очень, — едва слышно выдыхает Татьяна, глядя ему в глаза.
— Не слышу, — безжалостно улыбается Егор. Нет, детка, могла вслух пытаться выпендриваться и оспаривать логику его поведения — умей вслух и признавать, что тебя хорошо удовлетворяют.
— Мне очень нравится, как ты меня трахаешь, — глазки поблескивают с вызовом, мол, хотел громко — держи, во весь голос скажу, да еще так, чтобы у случайного слушателя не осталось сомнений, о чем ведется речь. А вот эта провокация очень хороша. Хищник в груди не только удовлетворен, но и в предвкушении напрягается. А ведь ей было бы охренительно хорошо этим вечером, если бы она сама не напросилась. У Егора были вполне мирные планы. Но нет, Татьяна заставила их откорректировать. Нашла на свою задницу неприятностей — в прямом смысле этого слова.
Возвращаясь в водительское кресло, Егор бросил пакет на заднее сиденье, а затем взглянул на Татьяну. Она пыталась держать себя в руках. Вид у нее был практически невозмутимый и все же слегка встревоженный. Боялась?
— Татьяна, у тебя платья есть, оказывается? — насмешливо улыбнулся Егор, любуясь голыми коленками. Красивыми, заманчивыми коленками.
— Тебе нравится? — смущенно поинтересовалась девушка, тиская пальцами гладкую ткань подола.
— Нужно оценить целиком, — Егор пожал плечами, — но ноги у тебя красивые, Тань, я давно уже это знаю.
— Давно? — ох, как же зажглись у нее глаза. И много ли надо для приступа эйфории, а? Всего лишь один комплимент.
— Да можно сказать, всегда знал, — ухмыльнувшись, Егор потянулся к ней, вжимая девушку в спинку кресла. О, эти непередаваемые реакции. Как он их не видел раньше? Почему не срабатывали все эти рефлексы, которые видят сейчас и расширенные зрачки, и чуть раскрытые пересохшие губы. Кажется, она вообще боится дышать вблизи него. Интересно, этот ее голод хоть на малую часть утолим? Или она так и существует в режиме недостижимого насыщения? Сложно удержаться и не поцеловать ее — быстро, дразня, совсем чуть пробуя ее губы на вкус. Затем пальцы Егора таки нашаривают над ее плечом клипсу безопасности и тянут ее вниз по ремню.
— Кто не пристегнулся? — насмешливо шепнул Егор Татьяне в губы, и она слегка покраснела.
— Извини.
Покусывает губы — ей-то наверняка хотелось поцеловаться подольше. Что уж там, Егору это тоже хотелось, но в этом случае очень вероятно, что до постели бы они сегодня снова бы не добрались, а он и так уже отступил от установки, отделав Татьяну в собственном кабинете. Будь он сторонним наблюдателем — сам бы решил, что у них с Татьяной есть какой-то чек-лист с тем, где бы им в очередной раз перепихнуться, лишь бы не дома. Чек «потрахаться в машине», так и быть, Егор поставит несколько попозже.
По дороге Татьяна поначалу молчит, тихонько о чем-то размышляя.
— Егор…
От дороги особенно не отвлечешься, но все-таки Егор бросает на девушку быстрый взгляд. Растерянная, встревоженная, смотрит на него в упор.
— Да?
— Можно спросить?
— Ты уже спрашиваешь, Тань, — заметил Егор.
— Ты меня сегодня?..
— Выдеру? — ухмыляясь договаривает Егор. — Да, Тань, сегодня. Откладывать не вижу никакого смысла.
Она замолкает, тихонечко вздыхая.
Тормозя на светофоре, Егор бросает на нее взгляд. Татьяна явно в противоречивых чувствах.
— Не забудь — ты была согласна.
— Я помню, — тихо отзывается Татьяна.
С одной стороны, можно было бы ее успокоить, что никто ее до кровавых соплей пороть не собирается, с другой же — Егор прекрасно помнил, как полыхнул алым яростным заревом перед глазами мир, когда он получил это ее СМС. Ничего, пусть потревожится. Это первая и обязательная часть ее наказания.
— Егор…
— М? — все-таки, находясь за рулем, не очень удобно болтать, на собеседника не взглянешь, мимику не оценишь, нужно сосредоточиться на дороге.
— А ты это практиковал?
— Ты решила, что пора задавать правильные вопросы?
— Егор… — у девчонки отчаянный тон, будто она смертельно боится повторять вопрос. Да уж, Татьяна, как потрахаться где попало — нет, тебе не страшно, а тут — аж затрепетала. Вот что страх перед неизвестностью делает даже с умными девочками.
— Да, Тань, я — практиковал, — спокойно улыбнулся Егор. И четыре года той практики были, пожалуй, самыми острыми годами в его жизни.
— И… с женой?
Ох если бы. Если бы Людмила за все свои истерики могла получать заслуженное воздаяние — наверное, меньше бы было у них проблем. Но нет, до свадьбы еще очертила, что «это» ее оскорбляет, а Егор, очертя влюбленный, был вообще на все согласен, лишь бы она с ним была. Не хочешь, милая, — я не буду. А потом столкнулся лицом к лицу со своим раздражением, необходимостью держать слово, держать себя в руках, пусть это чем дальше — тем сложнее становилось.
Егор понял, что промолчал, так и не ответив на Танин вопрос, уже когда выворачивал к своему дому. Не хотелось отвечать. Не хотелось тащить в эти отношения прошлое. Ни в какие не хотелось так-то.
— Я у тебя не спрашиваю за прошлое, солнышко, — тихо сказал он, припарковавшись, — и ты за мое не спрашивай, у нас с тобой не те отношения.
Он успел заметить, как в лице Тани что-то мелькнуло, но конкретную эмоцию разобрать не смог.
— Прости, — кротко произнесла девушка, и кажется, эта ее покорность даже не была напускной.