Штучка
Шрифт:
Девушку, которую она увидела, Танька не знала. Невысокая, слегка полноватая, с мягким дружелюбным лицом. Губы пухлые, волосы длиннющие, вьющиеся, собеседница была очень женственная, даже в джинсах и футболке. Причем, даже при легкой полноте, девушка была сложена гармонично, с хорошим соотношением объема талии и задницы. Таньке, конечно, до вот такой характерной женственности было далековато. Спасибо, что сиськи были, да благодаря йоге удавалось не походить на костлявого мальчишку. И волосы длинные Таньке вот так вот не шли.
— Вы кто? — Танька стерла пальцами с щек остатки слез и попыталась выдохнуть. Взять себя в руки при ком-то оказалось очень легко.
— Олеся, — медленно произнесла девушка, запихнув руки в карманы джинс и разглядывая Таньку, — Олеся Лазарева.
Вот теперь-то Таньке стало ясно, почему этот день был настолько дерьмовым. Это ей было кармическое воздаяние за то, что она полгода трахалась с женатым мужиком без напряга. С мужем беременной девицы, вот, так было поточнее и почестнее.
— Вам чего? — напряженно поинтересовалась Танька. Она глубоко сомневалась, что сейчас отобьется от этой девицы, если та вдруг решит вцепиться Таньке в волосы.
— Поговорить, только поговорить, — девушка подняла вверх ладони, — клянусь.
— А муж твой меня нигде не дожидается? А то, знаешь ли, второе сотрясение мой мозг, наверное, уже не выдержит.
— Егор в КПЗ, — девушка поджала губы, — так что? Пройдемся?
— Нахрена? — Танька испытующе прищурилась, разглядывая собеседницу.
— Поговорим, раз уж мы трахались об одного мужика.
Олеся выглядела мирной. Хотя даже с учетом этого — идея ее была хреновая. Нет никакой логики в том, чтобы пройтись поболтать с женщиной, для которой ты — соперница, считай, что лютый враг. Но отвлечься не помешало бы. Если она сейчас уйдет — Танька останется одна и может случайно кого-нибудь угробить. Скажем, ту же Крис, если она сейчас довольная выпрется из универа со своей тройкой в зачетке и «А у тебя и тройки нет, зубрила».
— До остановки, — предупредила Танька, — дальше я никуда не пойду.
— Ладно, — Олеся пожала плечами.
— Я не собиралась его уводить, — быстро сказала Танька, уже шагая к остановке.
— Ты знала, что он женат? — остро спросила Олеся, пытаясь примериться к Танькиному быстрому шагу.
— Были подозрения, — Танька пожала плечами, — но я не беру с мужиков деньги, из семьи не увожу, так что мне было почти не стыдно.
— Какая радость, что все-таки «почти», — с легкой ехидцей заметила Олеся.
— Чего ты хочешь? — поинтересовалась Танька, останавливаясь на остановке. Нужный троллейбус должен был подойти через шесть минут.
— Забери свое заявление, пожалуйста.
Да, именно этой фразы Танька и ожидала. Посмотрела на Олесю, с ног до головы, потом еще раз, потом пожала плечами.
— Нет.
— Послушай, — Олеся зачастила, — я понимаю, что тебе-то на Егора плевать, вряд ли у тебя проблемы с мужиками, но у меня ребенок дома, и его отцу два года светит с учетом старых приводов.
— Он раньше как-то отмазывался, — Танька качнула головой.
— Раньше его мой отец отмазывал, — понизив голос, призналась Олеся, — а сейчас он сказал, что ничего делать не будет, и вообще давит, чтоб я с ним развелась.
— Так разведись, — Танька пожала плечами.
— Тебе говорить охренеть как легко, — Олеся вспыхнула, — а мне двадцать шесть, и у меня ребенок. И фигуры твоей у меня нет. Разведенка, с прицепом и без особой самостоятельности. Ну и кому я буду нужна?
— Олеся, — Танька нашарила взглядом троллейбус — в самом конце улицы, и полз он возмутительно медленно, — твой муж выписал мне сотрясение мозга. У меня из-за этого куча проблем. Прости, но я не вижу повода снова оказываться в опасности от его действий.
— Он оставит тебя в покое, — горячо выпалила Олеся, — он клялся мне в этом, клялся, что больше тебя искать не будет.
— И я должна поверить?
— Ну, других-то он в покое оставлял, — тихо пробормотала Олеся, пряча взгляд и цепляясь пальцами в лямки комбинезона.
— Ты почему с ним живешь, а? — резко поинтересовалась Танька. — Почему терпишь? Не все будут, как я, кто-то будет тянуть с него деньги. Деньги, которые он будет тратить не на тебя, не на вашего ребенка…
— Я его люблю, — пробормотала Олеся, глядя в сторону, — принимаю.
Таких девушек Танька не понимала. Слишком мало собственного достоинства. Ну, ведь есть же у нее отец, явно нормального положения, раз мог отмазывать Лазарева от предыдущих приводов.
А она что? Вот сейчас, объективно? Разве она не подыгрывала Егору? Разве не позволила себе потерять в его глазах всякое уважение? Да, ей это было в удовольствие, ей было приятно ему уступать, да даже на коленях перед ним стоять — особенно это. Сейчас он уже смотрит на нее и видит лишь дуру, а что будет потом? Многим ли Танька отличалась от Олеси? Молчащей, терпеливой Олеси без какого-либо самоуважения, позволявшей мужу леваки?
— Если тебе деньги нужны…
— В задницу, — резко оборвала Олесю Танька, — заберу я заявление. Просто так. Завтра.
Троллейбус наконец-то притащился, распахнул свои двери.
Олеся не сказала «Спасибо». Таньке это было не надо. Она была любовницей. Для Олеси — даже при всей ее внешней мягкости — она была злейшим врагом. Это было видно во взгляде, в прищуре серых глаз. Олеся просто обязана была вести себя дружелюбно, чтобы добиться выгоды для себя, но в душе она Таньку ненавидела. Как ненавидела бы и Танька любую женщину, с которой мог переспать Васнецов.
Даже о его жене когда-то Танька думала с неприязнью, но тогда это было не всерьез, слабая, тлеющая ревность. Тогда Егора в Танькиной жизни не было. Сейчас — он был. Его было много. Его было столько, что Танька ушла в него с головой, перестав замечать себя. Как Олеся не замечала никого, кроме Лазарева.
Танька играла по правилам Егора, была уверена, что это ее никак в его глазах не обесценивает, но вот… Получается, обесценивало. Он уже ей не верил. Она уже потеряла его уважение. Хрен бы с Гордеценко, хрен бы даже с Крис, ей можно было показать средний палец и завернуть ей какой-нибудь сложный и нецензурный «комплимент» на дорожку. Но уважение Егора… Им Танька дорожила, как мама — бриллиантовыми бабушкиными сережками. Без подобных вещей разве она оставалась самой собой?