Штучка
Шрифт:
— Как же ты меня бесишь, Локалова, — выдохнул, наваливаясь сверху, вжимая в простыню, раздвигая коленом сведенные бедра.
— Плевать, — Танька скривила губы, — не хочешь — не трахай.
Жесткие пальцы сжались на голых боках, крепко, прищипывая. Девушка аж взвизгнула, глубже впиваясь ногтями в кожу Егора, с охренительным удовольствием оставляя после себя царапины. Обнаглела — дернула свободной рукой за воротник рубашки, причем с силой, пуговицы не выдержали. Голова уже кружилась от того насколько сильно Танька хотела Егора. Не нужно ей было ничего, никакой чертовой нежности, сейчас — только он. В любой своей форме.
У Егора был однозначный талант или просто охренительная практика в раздевании женщин. Потому что джинсы он с Таньки стащил с такой легкостью, будто они были на четыре размера больше. А затем содрал и с себя рубашку, через голову, пользуясь тем, что благодаря Таньке пуговиц на нее осталось в два раза меньше чем было.
Стащил и ладонью легко шлепнул Таньке по бедру.
— На колени.
С этим тоном не хотелось спорить, даже Таньке, которая сегодня была намерена с Егором спорить во всем, что возможно. И потом, ей нравилось в коленно-локтевой. Трахаться в этой позиции было гораздо острей, чем в классической. Танька перекатилась на живот, вставая на колени. Егор надавил ей на поясницу, заставляя уткнуться лицом в простыню.
— Вот так, детка, ты особенно хороша, — ехидно заметил он, придвигаясь ближе, скользя ладонями по Танькиной заднице, спуская с ней трусы.
— Ты болтать еще долго будешь? — «дурочку, которая зреет три года» Танька собиралась вернуть с процентами.
Твердая ладонь с размаху опустилась на ее бедро. Боль была ослепительно контрастной на фоне общего перевозбуждения.
— Это за побег, — спокойно произнес Егор, — и да, детка, я сегодня у тебя не спрашиваю, согласна ли ты. Раз уж ты у нас выпендриваешься.
— За побег — согласна, — выдохнула Танька, — за него можешь и добавить…
Он добавил. Правда, уже после того, как Таньке засадил. И Танька захлебывалась этими ощущениями — от его члена внутри себя, раскаленного, восхитительного, от которого было неимоверно хорошо, и от этой боли — острой, обжигающей, безжалостной. Было еще семь шлепков. Семь горячих, звонких, таких справедливых ударов, по одному за каждый день этой недели, который она посмела провести не рядом с ним. Танька сжималась всем телом, жмурилась — до разноцветных звездочек перед глазами, исступленно комкала пальцами простынь — и орала во весь голос, потому что молчать было невыносимо. Мир вокруг — как он смел не умирать? Хотя бы даже от зависти, потому что он-то такого кайфа сейчас не испытывал. Танька вот очень хотела — всякий раз, когда Егор ее буквально натягивал на свой член, всякий раз, когда кожу обжигало болью. Это было сильно, это было сногсшибательно, это было настолько потрясающе, что Танька впивалась зубами в ткань простыни, лишь бы хоть что-то еще ощутить, кроме члена внутри себя, лишь бы убедиться, что она все еще жива, а не сдохла в этой сладкой агонии наслаждения. И вот он — пик, когда Егор вбивался в ее тело с такой силой, что, казалось, ножки кровати все-таки не выдержат. Когда мир все-таки кончился, когда ничего не стало — ни звуков, ни света, ни воздуха, ничего. Когда дышать было невозможно, орать — тоже, лишь только съежиться и тихонько скулить, пока тело подрагивало в мелких судорогах наслаждения, стремительно теряя энергию. После — все, что смогла Танька, — это лежать и собирать себя из пыли, в которую Егор ее опять растер.
Оргазм никогда не надоедал, хотя, честно говоря, в сексе Танька не меньше любила сам процесс, чем его результат. Ладонь Егора легла на прогиб талии, он попытался придвинуть Таньку к себе, но она перехватила его руку, качнула головой. Нет, сейчас она категорически не настроена нежничать и потакать чувствам, что так и норовили к Егору прильнуть и поластиться.
— Я переборщил? — Егор уставился на Таньку.
— Нет. Я просто не хочу, — отозвалась Танька, уставляясь в потолок. Тело изнемогало от приятной слабости, ей было сейчас настолько хорошо, насколько это вообще возможно.
— Я предположил, что конфликт исчерпан, я был не прав? — поинтересовался Егор.
— Мне прекрасно известна цена полного исчерпания конфликта, — ответила Танька, — и я ее платить пока не готова.
— Но ты же пришла… — в тоне Васнецова послышалось удивление.
Танька вздохнула, села и прямо взглянула на Егора, лежащего рядом.
— Мне не стоило приходить? — поинтересовалась она. — Вот я сейчас соберусь и уйду, но перед этим скажи — мне не стоило приходить?
Егор недовольно сощурился. Ему явно не нравилась бунтующая, что-то требующая Танька, но и ему следовало чем-то жертвовать, раз он не умел доверять.
— Стоило, — прохладно отозвался Егор.
Отлично. Танька даже позволила себе улыбнуться, слезая с кровати и начиная собирать свою одежду. Радиус разброса у нее, кстати, был охренительный, лифчик вообще повис на абажуре лампы.
— Ты же понимаешь, что если ты сейчас уйдешь — я спрошу с тебя и за это, — все тем же тоном уточнил Егор, сев на постели и наблюдая за Танькой.
— Понимаю, — Танька пожала плечами, — но для того, чтобы тебя принять как раньше — мне нужно успокоиться. Если ты еще не понял, задето не только твое самолюбие.
— Я мог ту проблему решить, — Егор тоже встал на ноги, но Таньке одеваться не препятствовал. Хотя, честно говоря, он — без рубашки, в одних только джинсах, которые он сейчас застегнул, сам по себе был препятствием. Даже если бы в углу стоял, не то что рядом. Блин.
— Дело не в проблеме же, — Танька хмыкнула, — на оценку мне уже плевать. Даже на стипендию плевать, вот сейчас — особенно. А вот твоего доверия мне действительно не хватает, знаешь ли.
— Мое доверие просто так не дается, — ровно заметил Егор.
— Мое, в общем-то, тоже, — откликнулась Танька, одергивая футболку.
Егор вышел за ней в прихожую проследил, как она сдвигает друг к дружке сброшенные с ног балетки.
— Вызвать такси? — в этот раз он спрашивал.
Танька подняла с пола сумку, вытащила из нее телефон, глянула на время.
— Я доберусь и так, автобусы еще ходят, — практично отозвалась она. Егор кивнул. Протянул руку, провел пальцами по Танькиной щеке — от скулы до подбородка, нарочно искушая ее передумать.
— В следующий раз — не звони, — фыркнул он.
— Не звонить — значит, вернуться домой, а не прийти к тебе «в гости», — Танька понимала, что и за эти слова с нее тоже спросят — прямо видела по глазам Егора, как он откладывает это в копилочку «предъявить позже», но не сказать все равно не могла, — а я не знаю, буду ли готова в следующий раз вернуться совсем.
Продолжать быть для него дурочкой Танька пока не была готова. Не настолько она по нему соскучилась.
Судя по лицу Егора — у него было желание многое завернуть по поводу всего сказанного Танькой, но он сдержался. Всего лишь закатил глаза.