Штучка
Шрифт:
— Цена моей дружбы — это то, что я тебе даю уйти самой, без громкого скандала, — Егор свирепо улыбнулся, угрожающе щурясь, — не доводи меня до греха, дорогая, пиши заявление.
Схождение
— Тань, ужин на плите.
— Хорошо.
— Обязательно поешь.
— Я поняла, мам.
Мама собиралась в гости. Ну, как в гости — попить чаю с вдовцом с Болотной улицы. «Чаепития» у них обычно затягивались до утра, именно поэтому мама и настаивала, чтобы Танька не забыла про ужин. В общем-то, свою дочь, которая за подготовкой к экзамену про еду забывала напрочь, Ирина Георгиевна Локалова знала неплохо. Потому и была столь настойчива со своими наставлениями. Даже поиски помады не могли отвлечь ее наставления дочери на путь истинный.
— Как я выгляжу? — этот вопрос был ритуальным Танька привычно обернулась, скользнула по маме взглядом, показала оттопыренный большой палец. Мама и правда хорошо выглядела — совсем недавно освежала и стрижку, и цвет волос. Да и глубокий сливовый цвет платья ей шел. Хотя что уж там, маме всего было сорок пять, и она была красивая.
— Отлично, все заварочники будут дыбом стоять, — весело заметила Танька, и мама смущенно заулыбалась, теребя пальцами кулончик на груди. Да уж, на такие темы они начали разговаривать совсем недавно, и, честно говоря, обе еще не привыкли.
Дорешав седьмую задачу из билетов, Танька ощутила, что ей жизненно необходим перерыв. Цифр она уже написала столько, что, казалось, они отпечатались на внутренней стороне век. В принципе, прорешивать все задачи не было необходимости, Танька просто освежала в своей голове алгоритмы решения, но… Как всегда, стоило только соприкоснуться с расчетами, и они утягивали ее в свои паучьи сети. Нет, нужен перерыв все-таки.
Танька взяла тетрадь с конспектами, вышла на старое рассохшееся крыльцо их с мамой дома и села на верхнюю ступеньку, уставившись на разгорающийся над лесом закат. Читать не читалось, да и, в принципе, особого смысла в этом не было. Билеты Танька по-прежнему знала. Она и тетрадку с собой взяла больше для успокоения, не для чтения. Мысли не мешало почистить, в конце концов, ей предстояло завтра сдаваться не кому-нибудь, именно Егору.
К ногам Таньки начала ластиться блудница Анфиска, которую обе двуногие хозяйки дома Локаловых не видели по трое суток из четырех. Танька прихватила кошку на руки, начала наглаживать ее между ушами. Ладно. Три года как-то запихивала чувства к Егору в задний карман джинс и завтра тоже запихнет. Ответит первая, как можно скорей, и свалит обратно в деревню. Не так уж это и сложно.
Деревня у них была не очень большая, но все-таки не такая и маленькая, чтоб удивляться, что рядом с домом проезжает машина. Проезжать — проезжали, но останавливались у дома Локаловых крайне редко.
А это остановилась. Таньке не особенно хотелось раскатывать губу надеждам, не хотелось отрывать взгляд от закатной феерии и разочарованно понимать, что желания опять обломались, но все-таки, если кто-то приехал по делу к маме — его стоило предупредить, что ее дома сегодня нет. Повернулась к калитке, глянула за сетку-рабицу, которой был отгорожен участок перед домом, и опешила, увидев на краю дороги серебристый ниссан.
Егор!
Егор приехал!
У Таньки аж все в груди замерло. А Васнецов стоял у машины какой-то растерянный и ерошил пальцами волосы. Встряхнулся, глянул в Танькину сторону, подошел к калитке. Это было ужасно невозможное зрелище, нереальное — будто мираж в пустыне, Танька даже пару минут боялась вдохнуть, чтобы не разрушить эту хрупкую галлюцинацию одним лишь неосторожным движением воздуха. Но галлюцинация не только не исчезла, но и замерла у калитки, глядя прямо на Таньку.
— Проходи, там не закрыто, — громко сказала Танька, не дожидаясь, пока Егор спросит разрешения войти во двор. Он приехал прямо с работы, по-прежнему был в костюме, именно поэтому, когда он присел на нижнюю ступеньку раздолбанного и тысячу лет некрашеного крыльца, Танька осторожно произнесла:
— Ты брюки испачкаешь…
— Да хрен с ними, Тань, — тихо заметил Егор.
— Ты — поздно, — закат был охренительный. Провожать его вместе с Егором было неожиданно и даже приятно. Хотя конечно, глупым влюбленным дурочкам слова не давали, но все же внутренняя Танькина ванилька сейчас таяла как пломбир под открытым солнцем. Еще бы за руки взяться — и можно было вообще отрубать сознание.
— Тань, поехали домой, — произнес Егор, негромко, устало.
Танька вздохнула. В груди от этого вот предложения что-то болезненно защемило. Наверное, она переборщила с Элениумом и уже отрубилась, но какой же крутой это было сон… Не дай бог было проснуться прямо сейчас…
— И какие же условия у моего возвращения? — поинтересовалась Танька, задумчиво таращась на тучи. Закатное небо менялось каждую секунду, каждый миг небо наполнялось все новыми оттенками алого, и отсветы на тучах были просто завораживающие.
— Какие скажешь, такие и будут.
Нет, это точно был сон, Егор никогда не был вот таким… Мирным. Капитулирующим. Так, стоп, капитулирующим? Танька уставилась на Егора, тихонько пощипывая собственное запястье. Нет, чувствовала. Не спала. И этот спокойный Васнецов, с виноватыми глазами и расслабленной улыбкой, никуда не исчезал и, кажется, был вполне реальным. Нереально реальным.
— Ты была права, солнышко, — негромко произнес Егор, глядя на пылающее тысячей оттенков алого небо, — насчет Оксаны. Так что прости меня, пожалуйста. Я перед тобой очень виноват.
— Что-то случилось? — тихо спросила Танька, осторожно касаясь его ладони, переплетаясь с ним пальцами.
— Дохрена всего, — Егор пожал плечами, — но это неважно, правда. Колючка, ты меня простишь?
Колючка. Ох. Танька вздохнула, сползая к Егору — на две ступеньки ниже, — опустила подбородок ему на плечо. Как будто этот вот панцирь ей было держать легко.
— А если бы прав был ты, — подумав пару минут, Танька все-таки поняла, что хочет услышать положительный ответ на этот вопрос, — ты бы приехал?
Мир полыхнул заревом поярче того заката — Егор повернулся к Таньке накрыл ладонью ее затылок, забрался пальцами в волосы, придвинулся ближе, сталкиваясь с ней лбом.
— Даже не сомневайся, солнышко, — фыркнул, но замер до поцелуя, явно ожидая от Таньки реакции, — ты же моя, помнишь?
Ничего иного он ответить не мог, но Танька не усомнилась в его искренности ни на секунду. Поверила. Расстояние между губами было сантиметров десять. И даже этого было достаточно, чтобы вскипал воздух. Она даже недооценивала, как по нему скучала. Кажется, она без него — умирала. И только сейчас задышала снова.