Шут и слово короля
Шрифт:
— Тише, мой друг…
Придворный в черном то и дело прикладывался к чаше с вином, и поэтому был неосторожно разговорчив. Эдин все прекрасно понял. Речь шла об одной из худших страниц истории Кандрии, и славного короля Сая в частности. Когда оба его сына попали в плен, Сай выторговал им жизнь, пообещав собственноручно сжечь кандрийский флот, и не обзаводиться новым. Пятьдесят больших боевых кораблей, как говорят хроники, сгорели прямо на рейде Галлета, и Кандрия, прибрежная страна, потеряла свою морскую славу, а ведь кандрийцы были воинами и мореходами задолго
Всегда находились те, кто упрекал короля в малодушии. Эдин… Он — нет, не упрекал. Сохранить корабли ценой жизни своих детей, а потом еще смотреть в глаза любимой женщины, их матери? Самому, должно быть, умереть легче. Да и чего рассуждать о том, что было так давно? Король Сай остался героем, самым славным из Крансартов, а вот почему его потомки не отстроили как следует боевой флот? Потому что обросшая неприступными прибрежными крепостями Кандрия не очень в нем нуждалась?
Эдин вздрогнул, увидев знакомое лицо: к столу приближался маркграф Сарталь. Он уселся на стул, скользнул взглядом по Эдину и явно не узнал. Оно и понятно, последний раз они виделись три года назад, перед поступлением Эдина в школу. Да и зачем маркграфу его помнить?
Отец их Милды, между прочим. Как бы улучить момент и сказать ему о Милде. Или просто прийти и сказать?
Мягко, не коснувшись руками земли, Эдин встал и пошел по лужайке, продолжая играть шариками. И оглянулся — зачесалось между лопатками, как будто кто-то смотрел в спину.
Маркграф. Заинтересованно так смотрел. Неужели все-таки узнал?..
Немного дальше Эдин обнаружил площадку для стрельбы из лука, огороженную легким, по-колено, заборчиком. На низких столиках кучей лежали луки, украшенные шелковыми лентами, и расстояние до мишеней было по-детскому маленьким. Совершенно точно забава не для мужчин, однако мужчин в нарядных придворных костюмах среди стрелков оказалось не меньше, чем дам. И они стреляли, и нередко мимо, радовались, когда попадали. А Эдин-то воображал, что все королевские придворные — дворяне, которых с детства учили обращаться с оружием.
И Аллиель с бароном тоже была там! Эдин хотел сбежать, но медлил.
Она стояла с луком в руках. Барон ей что-то объяснял, она терпеливо слушала, то натягивала тетиву, то отпускала, наконец выстрелила — и мимо.
Три года назад Эдин учил ее стрелять. До настоящего лука и нормальных расстояний дело не дошло, конечно, силенки у Аллиель не те, но из своего слабенького лука она била точно в цель. Разве можно разучиться стрелять?..
Она вложила следующую стрелу, опять выстрелила мимо, барон забрал у нее лук и стал показывать, как целиться.
— Эй, шут! Иди сюда! — Эдину махала рукой фрейлина в розовом.
Он подошел.
— Стреляй, — розовая флейлина протянула ему лук с уже вложенной стрелой.
— Я умею попадать только в белый свет, — учтиво объяснил ей Эдин. — Отличная цель, в нее не промажешь. А вы?..
— Все равно стреляй!
Барон глядел на Эдина исподлобья и сопел. И Ниала Диндари, оказывается, тоже тут, но в сторонке…
Эдин выстрелил куда-то поверх мишеней. Аллиель отвернулась, барон торжествующе улыбнулся.
— Это все, на что ты способен, шут?
— А что? Я попал, ваша милость?! Вот свидетели! — он повел рукой вокруг себя.
Все смеялись, или хотя бы улыбались, и с любопытством ждали, что будет дальше. Все правильно, это как раз тянуло на начало шутки.
— И ты, такой криворукий, еще осмелился просить руки моей невесты? — барон улыбался.
Тоже пошутить решил? Эдин подумал, что это он зря, но никто за язык не тянул…
— О, за прекрасную леди Аллиель я готов посоревноваться с вами, господин барон. Соглашайтесь?
Если это дойдет до короля, да вмешается принц, да… Из этого все же может что-то получиться!
— Стрелять в белый свет?
— А вы умеете — в белый свет? Не промажете?
Эдин взял стрелу, прицелился, и выстрелил туда же.
Вокруг снова хохотали, хотя Эдин, по своему скромному мнению, не сказал и не сделал пока ничего такого уж смешного, да и вряд ли сумеет сказать и сделать…
— А в мишень, шут, не хочешь попробовать?
— Я так понял, что вы согласны, ваша милость? В мишень? — повысил голос Эдин. — Вы согласны, да? Если я стреляю лучше вас — леди Аллиель моя.
— Ты сейчас продуешь мне и получишь двадцать плетей, понял, сопляк? — так же весело продолжал барон, — лучникам в моем замке это очень помогает научиться стрелять!
— А если вы продуете, ваша милость — и вам двадцать? — Эдин тоже развеселился.
Двадцать! Плетей! Памятное для него число, когда речь идет именно об этом предмете. Для любого на его месте было бы памятным…
Конечно, стрелять барон умеет. Может быть, отлично умеет. Но вряд ли лучше циркача, который работал с луком на круге. Мастерство воина — это все-таки не то, что виртуозность циркача, а здесь скорее представление. Тот же цирк.
— Нет! — вдруг закричала Аллиель. — Нет! Не смейте, я запрещаю вам! Не надо!
— Вы запрещаете? — тут же благородно рассердился барон. — Мне? Миледи, вы можете лишь попросить, как я понимаю! Возьми лук, шут!
— Шут, давай, я научу тебя стрелять! — радушно предложила фрейлина в розовом, рассчитывая, видимо, продолжить забаву.
— Да-да, я весь внимание, миледи! — приподнял подрисованные брови Эдин.
— Не надо, прошу вас! — повторила Аллиель умоляюще.
— Не надо, барон! — прозвучал рядом женский голос, громкий и властный. — Королева и так расстроена, не стоит огорчать ее еще больше. Не продолжайте, барон.
Та дама, которая помогла королеве выбрать шута.
— Конечно, леди Калани, конечно, — сразу сник барон, — никому из нас не позволено огорчать ее величество. Пойдемте, миледи, — он протянул руку Аллиель.
— Я что, зря учился? — огорчился Эдин, выдергивая из бочонка со стрелами четыре штуки.
Одна легла на тетиву, две он зажал в зубах, одна осталась между пальцами левой руки.
Два вдоха, два выдоха — и все четыре стрелы закачались в мишенях. Каждая точно в центре черного круга.