Шут
Шрифт:
Мы зашагали через площадь. Люди останавливались и с удивлением смотрели на нас. Подумать только – Хью, вернувшийся из долгих странствий без денье в кармане и в рваном шутовском костюме, и такая небывалая, невиданная в наших краях гостья.
Женщина высокого положения. Благородная... И прекрасная.
Я повел Эмили и Елену на постоялый двор.
– Здесь мы когда-то жили. Теперь я занимаюсь перестройкой.
Эмили одобрительно кивнула.
– У тебя хорошо получается, Хью.
– Знаю, это не замок, но вам будет тепло и уютно. Крыша
– Ты оказываешь мне большую честь. Я слышала, что цены в таких сельских заведениях довольно высокие. А хозяева их, как говорят, большие хитрецы.
Я улыбнулся.
– Добро пожаловать в "Шато де Люк". Вы будете моими первыми гостями!
Глава 87
В тот вечер городок долго веселился, а потом праздник переместился в дом Одо. Ужинать сели за стол, занимавший едва ли не всю комнату. Готовкой занималась жена кузнеца, Лизетт, а помогать ей взялась Мари, жена мельника. Пришли мои самые близкие друзья, Жорж и Шарль, а также отец Лео и другие. И конечно, с нами была Эмили.
Лизетт приготовила особо торжественное блюдо – запеченного гуся. Его подали с морковкой, репой и горохом. Был еще и овощной суп на чесночном бульоне, и свежий хлеб, который мы макали в суп. Вина не нашлось, но священник принес бочонок бельгийского эля, который приберегал в ожидании приезда епископа. По нашим меркам это было редкостное угощение.
Одо играл на дудке, а мы распевали куплеты. Дети танцевали, как на Иванов день. Я развлекал друзей фокусами и акробатическими прыжками. Было весело, и все смеялись от души, включая Эмили. На несколько часов мы забыли и о прошлом, и обо всем плохом.
Весь вечер я то и дело поглядывал на Эмили. Глаза ее блестели, как две маленькие луны. Вместе с нами она хлопала в ладоши и хохотала, когда дети Одо пытались повторить мои кувырки. В ее поведении не было и следа неестественности. Эмили рассказывала о жизни в замке, отвечала на вопросы и нисколько не важничала.
То был чудесный вечер, счастливый вечер, когда между людьми нет никаких барьеров.
Когда все закончилось, я проводил Эмили на постоялый двор. В воздухе уже чувствовался холодок, и она зябко куталась в накидку. Я хотел обнять ее за плечи, но при мысли об этом меня бросало в нервную дрожь.
Мы шли неспешно средь звуков ночи – ухали совы, чирикали на ветках неугомонные пташки. Из-за облачков выглядывала яркая луна.
– Как там Норберт? – спросил я. – Поправился ли после болезни?
– Да, он в полном здравии. Только вот трюк с цепью у него по-прежнему не получается. Жаль, настроение в замке после возвращения Стефена уже не то, что раньше. Куда ни пойди – везде тафуры, а за их спиной герцог.
– Стефен и Анна...
– Анна... – Эмили вздохнула, как будто не зная, стоит ли продолжать. – Мне очень хочется верить, что она поступала так не по собственной воле.
– Вы хотите сказать, что все те ночные налеты на деревни, разорения, грабежи и
Эмили покачала головой.
– Не совсем так. Я лишь хочу сказать, что ею руководил страх. Конечно, это слабое оправдание. Однажды она сказала мне нечто такое, чего я не поняла тогда и не понимаю сейчас. "Если бы я знала, кто такой на самом деле этот шут, он уже давно висел бы на площади или гнил в тюрьме со своей женой".
Я покачал головой.
– Она называла тебя трактирщиком-крестоносцем. Поэтому они схватили твою жену. Но, как утверждает Анна, она даже не подозревала, что трактирщик и ты – одно и то же лицо.
– Но зачем? Зачем я им нужен?
– Потому что ты "владеешь величайшей реликвией христианского мира". И даже сам об этом не догадываешься. – Эмили наклонила голову и лукаво посмотрела на меня. – По крайней мере, так говорит Анна.
– Величайшей реликвией христианского мира? – Я горько рассмеялся. – Они что, рехнулись? Посмотрите! У меня же ничего нет. А все, что было, уже отняли.
– Я говорила ей то же самое. Но ведь ты действительно был в походе, Хью. Возможно, они с кем-то тебя перепутали.
К тому времени, когда мы дошли до постоялого двора, Эмили уже дрожала от холода, и я, глядя на нее, едва удерживался от того, чтобы обнять ее, прижать к себе и согреть. Боже, я отдал бы за это все на свете. Даже "величайшую реликвию всего христианского мира".
– А ведь я принесла тебе кое-что, Хью. Оно у меня здесь.
Мы вошли внутрь. Камин пылал вовсю, и Елена уже спала на своей кровати. Эмили подняла с пола дорожный мешок.
Развязав шнурок, она достала кожаный мешочек, а из него деревянный ящичек размером в две мои ладони. Он был украшен искусной резьбой, свидетельством работы настоящего мастера, а на крышке была вырезана буква "К".
Передав ящичек мне, Эмили отступила на шаг.
– Это принадлежит тебе, Хью. Потому я и пришла.
Ничего не понимая, я внимательно осмотрел шкатулку, потом сдвинул крохотный засовчик и осторожно поднял крышку.
Глаза мои наполнились слезами. Я понял все сам...
Пепел.
Прах Софи.
– Ее тело кремировали на следующий день, – тихо сказала Эмили. – Я собрала прах. Священники говорят, что душа не попадет на небеса, пока тело не предано земле.
Грудь моя стеснилась... к горлу подступил комок. Я глубоко вдохнул.
– Вы даже не представляете, как много это для меня значит.
Я обнял ее и привлек к себе. Ее сердце билось рядом с моим сердцем.
– Как я уже сказала, Хью, это принадлежит тебе.
Я наклонился к ее уху и прошептал:
– Мое единственное сокровище – это ты.
Глава 88
На следующее утро я поднялся рано, еще до восхода солнца. Взял лежавший у кровати кожаный мешочек и тихонько выскользнул из дома.
Под навесом у меня хранились кое-какие инструменты. Я взял лопату. Петухи еще не пропели.