Схватка в западне
Шрифт:
После скудного завтрака и короткого отдыха Субботов, Проскурин и Хмарин держали совет и решили: всей колонной и дальше идти вдоль берега Онона. Путь тут надежней — и для людей легче, меньше подъемов, спусков, и от глаз недобрых сохраннее за высоким берегом и среди зарослей кустарников. А шестерых наиболее крепких бойцов вместе со Степаном Хмариным в качестве передовой команды направить через перевал. Загодя прибыв на место, они должны хорошо изучить, осмотреть все вокруг Махтолы, найти обход ургуйской дороги, встретить группу Тулагина
Длинный зарод ячменной соломы, сметанный кем-то из махтолинцев у самой кромки леса и по-хозяйски обнесенный городьбой, Степану Хмарину приглянулся с первого взгляда.
— Скирду видишь? — спросил он своего помощника бойца Семена Акимова. — Лучшего места для наблюдения не придумаешь.
— Не придумаешь. Это точно, — согласно закивал Акимов.
— Значит, на том и остановимся, — заключил Степан. Помолчал, обвел еще раз глазами зарод, потер лоб, снова заговорил: — Значит, давай так: мы с Петром Завялиным на маковку скирды полезем, а ты и остальные понизу расположитесь.
— Давай так, — опять согласно закивал Семен Акимов.
С макушки зарода Степан Хмарин и Петр Завялин просматривали не только восточную и южную окраины села, но и излучину Онона с крутым яром, подковой огибавшим огороды Махтолы, и бегущую рядом с яром дорогу на Ургуй. Невидимыми были западная и северная части села, их закрывал небольшой отрог, уходящий на Старый Чулум.
Наблюдательный пункт был действительно выбран удачно.
— Эй, Петро, што там видишь на мосту? — спросил Хмарин Завялина, расположившегося на противоположной стороне зарода.
— Как будто ничего подозрительного, — отозвался Завялин.
— У меня вон, гляди, двое… — Хмарин указал на бегущие из села две человеческие фигурки. — Навроде как по направлению к нам.
— Вижу.
— Воровато бегут. Напрямки, по бездорожью.
— Может, спасаются от кого?
— Похоже.
— Взгляни-ка туда, Степан. Взгляни! — Теперь Петр Завялин указывал на ургуйскую дорогу. — Тройка санная. Видишь?
— Вижу. Ходко катит.
…На приближающуюся к Махтоле санную тройку обратили внимание не только партизаны. Трое семеновцев охранного поста, дежурившие при въезде в село, засуетились, привели себя в подобающий вид, выстроились у дороги.
Один из постовых, видимо старший охраны, еще шагов за пятьдесят до саней предупреждающе крикнул:
— Тише ход! Охранный пост!
— Поштовые, — откликнулся меднобородый ямщик, сбавляя бег лошадей.
— Стой! Проверка документов.
Старший постовой снял с плеча винтовку, направил на тройку. Двое других последовали его примеру.
Сани притормозили. Сидевший в кошеве офицер строго взглянул на белогвардейцев.
— Приказ — проверять всех, — выдержал суровый взгляд его старший поста.
— Мы с мандатом его превосходительства, атамана
Постовые подтянулись, приставили винтовки к ноге. Старший не оробел:
— Мы — как приказ велит, господин…
— Штабс-капитан мое звание. Даже знаков офицерского различия не знаешь.
— Виноват, господин штабс-капитан.
Настороженно кося глазом, на установленный в заду кошевы пулемет и безучастно сидевшего около него гражданского, старший постовой повторил:
— Как приказ велит, господин штабс-капитан… — Он глотнул воздух и, набравшись храбрости, бухнул: — Дозвольте узнать, хто такой за человек в штатском?
— Болван! — взъярился офицер. — Ишь, ему надобно знать, што за человек в штатском! Это есть личный посланник атамана. Про то в мандате указано.
— Виноват.
Настырный постовой на этот раз, кажется, смутился.
Офицер не дал ему опомниться:
— Порядки, гляжу, у вас тут. Вот поговорю с начальником гарнизона… Кстати, где найти его?
— Найти сотника Трапезникова зараз не можно. Он ночесь с казаками на помощь Ургую ушел. Партизаны там налет удумали.
— И што же, в селе не осталось войск? И ни одного офицера не осталось?
— Все войско — наше охранное отделение, дюжина человек. Несем службу на постах: мы тут, у въезда в Махтолу от Ургуя, а там, у моста через речку, еще трое; остальные по тую сторону села. Из офицеров остался прапорщик Мунгалов. Они — в сборной избе.
Штабс-капитан опустился на сиденье, небрежно толкнул ямщика:
— Поехали.
Тройка дружно взяла с места, понеслась по проулку в село.
Когда проулок слился с улицей, штабс-капитан (это был Макар Пьянников) наклонился к сидевшему рядом Глинову:
— Ну как?
— Порядок!
Восседавший на передке вместо ямщика Артамон Зарубов залихватски щелкнул кнутом:
— Фьють!.. Полнейший, извиняемся, порядок!
Андрей Глинов, облаченный в тесную для него одежду почтового служителя, чувствовал себя как в клещах. С трудом распахнув полы овчинного тулупа, он простонал:
— Взмок начисто. Силов больше нет терпеть муку этакую.
— Терпи, казак! — смеялся Макар.
— Зачем я, дурак, махнулся рубахой и штанами с почтовым чиновником.
— Затем, паря, штоб взаправду, извиняемся, на чиновника был похож, — отозвался Зарубов.
— Сам-то не обрядился в ямщикову одежину.
— Я без переодевки кучером сгожусь.
Редкие селяне не обращали внимания на выехавшую из проулка санную тройку. Лишь детишки, высунувшись из калиток дворов, с любопытством глазели на тулагинцев. И дряхлый дед в длиннополом, почти до самой земли, зипуне, стоявший у кособокой ограды, сняв шапку, поприветствовал проезжавших. Пьянников ответил ему кивком головы, поинтересовался, где живет Ерохов.