Шведское огниво
Шрифт:
– Мы ведь с эн-Номаном старые приятели. Давно это было. Далеко отсюда, в другой стране, в другой жизни. Он еще не был шейхом, а я сказочником. Вот мне и захотелось у порога жизни вспомнить былое. Так и засиделись до вечера. Эн-Номан ведь еще старше меня. Ему тоже уже пора… – Помолчав, Бахрам договорил: – Заканчивать земные дела.
– Пока он за них крепко держится, – усмехнулся наиб.
– Кому много дано – с того много и спросится. – Лицо сказочника посуровело. – В немощных руках шейха – власть. К его голосу прислушиваются сильные этого мира, от которых зависят судьбы царств и жизни людей. – Он снова замолчал, теперь надолго, а потом добавил совсем другим голосом: – Это очень тяжелая ноша.
Не только голос стал другим. Злату на миг показалось, что за столом у очага мрачно нахохлился совсем другой человек. Губы жестко сжались на строгом лице, от былой благостности не осталось и следа. В устремленных во тьму глазах старика вспыхнул незнакомый огонь.
Наиб даже поежился. Кем был этот нищий сказочник в той, прежней жизни? Вслух поддакнул:
– Не каждому по плечу.
Бахрам встряхнул головой, словно избавляясь от наваждения, и на губах его заиграла прежняя ласковая и грустная улыбка:
– Блажен, кому Всевышний позволил сбросить ее со своих плеч… Это мне сейчас сказал эн-Номан. Самое смешное, что этот разговор мы с ним начали почти сорок пять лет назад.
– Рассказал бы нам эту историю. Не все выдумками людей тешить.
– Не всякая выдумка ложь. Время пожирает рукописи, люди переписывают и переделывают летописи и хроники. А сказка переживает века и царства. Почему?
– Да потому что власти над ней нет! – рассмеялся из-за блюда с медовыми лепешками Касриэль. – Живет сама по себе.
– Веселый ты человек, – похвалил Бахрам. – Потому что нрав у тебя добрый.
– Так что смешного в том, что разговор начался сорок пять лет назад?
– Смешно, что собеседники поменялись местами. Так же, как и тогда, один был советником могущественного правителя, а второй – отшельником. Один верил, что можно переделать мир, а другой считал, что коль его судьбы начертаны при сотворении огненным каламом, то и нужно безропотно идти путем предопределения. Судьба посмеялась над обоими.
– Это уже не сказка, это загадка получается.
– Дело было в Тебризе, столице персидских ильханов. Так уж исстари повелось их называть на арабский манер. На престоле сидел тогда хан Аргун. А при нем большую силу забрал Саад ад-Давла, еврей из Багдада. Вообще-то он был родом из Мосула, но я с ним познакомился уже в Багдаде. Саад, человек ученый, хорошо знал искусство врачевания и многие другие науки. Я тоже искал в Городе Мира крупицы мудрости. По молодости меня влекли тайные знания, юношам ведь всегда кажется, что старшие от них что-то скрывают. Саада же больше привлекало практическое применение знания. Как никто другой, умел он извлекать из этого пользу. Пошел на государственную службу и быстро в ней преуспел. Отчего ты перестал улыбаться, добрый Касриэль?
Меняла и впрямь, едва речь зашла о Багдаде, сразу помрачнел и насупился. Однако слова Бахрама немедленно вернули ему веселое расположение духа:
– Так через этого Саад ад-Давла я и очутился здесь, в Сарае. Будь он неладен! Хотя как посмотреть. Кем бы я был в Багдаде? Все вышло к лучшему. Так ты дружил с этим проходимцем?
– В тебе говорит досада. Саад был очень умный человек и сделал много хорошего. Только сейчас не об этом. Вскоре он перебрался в столицу, где стал лекарем, а затем ближайшим советником самого ильхана. Туда он позвал и меня. Тебриз тогда был истинной столицей науки и мудрости. Там построили лучшую в мире обсерваторию для наблюдения за звездами, собрали огромную библиотеку, там жили множество мудрейших людей. Государственная служба меня не прельщала, зато я обрел счастье в собрании манускриптов и беседах с людьми, которые сами нередко бывали мудрее книг. Саад ад-Давла по-прежнему дарил меня своей дружбой. В Тебризе я снова встретил эн-Номана. Его тогда звали просто Ала эд-Дин.
– Снова?
– Мы с ним познакомились в Багдаде, где он, как и я, искал тайных учений. Там было немало суфийских обителей, в одной из которых и обитал дервиш Ала эд-Дин. Больше всего его интересовали медицина и составление лекарств. Особенно противоядий. На разгадывании древних алхимических рукописей, написанных на давно забытых таинственных языках, мы и сошлись. И вот он появился в Тебризе. Его, по примеру многих других, привлекла богатейшая библиотека, в которой, как всем известно, хранились книги, некогда захваченные в таинственной крепости Аламут, столице страшных исмаилитов и зловещего Старца Горы. Поговаривали, что в этих рукописях содержатся тайные знания, позволяющие управлять сознанием. Зря, что ли, легенды об убийцах-ассасинах, которым неведом страх, наводили трепет на весь Восток? Вот мой багдадский приятель и решил, что я, оказавшись в друзьях у становившегося всесильным Саад ад-Давла, помогу добраться до этих тайных книг.
– Помог?
– Сокровенных книг было слишком много. Написаны на разных языках, а некоторые еще и тайнописью, на работу с ними должны были уйти годы, если не десятилетия. Эн-Номана это не пугало. Вот тогда и начался этот наш разговор. О силе знания, его пользе. Власти, которую оно дает. О власти вообще. Меня тогда прельщало могущество знания. Власти, которая выше силы правителей и владык. А эн-Номан искал истину. Путеводную звезду в жизни. Судьба посмеялась над нами обоими.
Бахрам перевел дух и сменил тон, словно переходя к новой сказке. Он снова был благостен и безмятежен. В комнате повисла напряженная тишина. Все знали, что сейчас начнется самое интересное. Только безразличное пламя чуть слышно потрескивало в очаге.
– В это самое время раскрылся заговор против Аргуна. Его ближайший соратник эмир Букай, некогда спасший хана от верной гибели и посадивший его на престол, решил избавиться от слишком окрепшего правителя. Аргун недолюбливал мусульман, отдавая предпочтение христианам и евреям. Кроме того, при нем были в почете буддисты и шаманы, поэтому злоумышленников и союзников мятежного эмира стали искать прежде всего в суфийских обителях. Среди тех, кто проповедовал в мечетях и на площадях, а особенно среди тех, кто знал толк в ядах. Вот тут и угодил наш пытливый дервиш, корпевший в книгохранилище над алхимическими трактатами, под неразборчивую руку власти. Он оказался в зиндане, где его ждали пытки и неизбежная смерть. Выручил Саад ад-Давла. Ильхан боялся отравителей, и звезда доверенного лекаря засияла ярче солнца. Хотя мне пришлось его долго упрашивать. Саад не имел права отпустить заключенного, но его влияния хватило, чтобы устроить побег и помочь добраться до Хорасана. Оттуда было уже рукой подать до Хорезма, где начиналась власть потомков Джучи.
– Вот почему эн-Номан так взбеленился, когда тебя летом забрали в тюрьму.
Несколько месяцев назад сказочника забрали в суд по ложному доносу. У него в хижине обнаружили украденные вещи. Как выяснилось потом, подброшенные. Так как грех этот приключился как раз накануне праздника окончания месяца Рамазана, старика оставили до поры до времени под замком, а сами ушли разговляться.
Правда, когда его вели в суд, Бахрам крикнул прохожим, чтобы они передали эн-Номану его просьбу о помощи. У тайных ушей шейха оказался хороший слух – весть достигла его очень скоро. Злата изумило тогда, насколько близко к сердцу затворившийся в своей обители суфий принял беду Бахрама. Не медля ни мгновения, он послал целую толпу своих мюридов прямо домой к судье. Плечистые бородачи в белых плащах бесцеремонно вытащили бедного кади из-за праздничного дастархана, где тот пировал с семьей и друзьями, и потащили в суд по ночным улицам Сарая. Перечить наставнику самого защитника веры султана Мухаммеда, как любил иногда зваться хан Узбек, не посмел никто.