Шведское огниво
Шрифт:
Неизвестность всегда тянется долго и мучительно. В каморке без окон вести счет времени было трудно. А выходить на улицу не хотелось: только лишний раз напоминать стражникам, что он в немилости и опале. Поэтому, когда Злат после долгожданного крика: «Наиба к эмиру!» вышел на двор, то от неожиданности зажмурился. Туман исчез, и улицу заливал яркий солнечный свет. Взглянув на небо, затворник с удивлением увидел, что уже перевалило за полдень. За это время до двора Сарабая можно было съездить по меньшей мере раз двадцать. Туда и обратно. Значит, случилось что-то непредвиденное.
По злобному торжеству на лице Алибека
Выяснилось, что посланцы вернулись с пустыми руками. На постоялом дворе Наримунта не оказалось. Сотник, командовавший стражниками, и битакчи, посланный с ним, затравленно озираясь и явно понимая, что им не верят, рассказывали, как было дело. Сопровождавшие их кияты уныло кивали со столь же растерянным видом.
Приехали на постоялый двор. Сразу двинулись к келье, где должен был находиться Наримунт. Злат им заранее объяснил, где это, чтобы не искали и не пугали людей. Комната была закрыта изнутри на засов. Долго стучали, кричали и требовали открыть, но им никто не отвечал. Сломали дверь. А там никого!
– Из этой комнаты бесследно исчез предыдущий постоялец? – на всякий случай поинтересовался эмир. Хотя уже и сам догадался.
Сначала стражники опешили. Потом, опомнившись, перерыли весь постоялый двор и его окрестности. Лишь убедившись в бесполезности дальнейших поисков, воротились несолоно хлебавши.
– В печке посмотрели? – насмешливо спросил сотника Злат.
– Первым делом проверил, – доложил тот. – Она была растоплена. Огонь горел.
Наверное, лицо у наиба стало таким же изумленным и растерянным, как у эмира, потому что Алибек торжествующе произнес:
– Похоже, единственного, кто мог за тебя замолвить словечко, унесли джинны. Расскажешь нам про джиннов?
– Ты так пренебрежительно говоришь о джиннах, сын Исатая, как будто не веришь в их существование, – раздался позади Злата негромкий насмешливый голос. – А ведь о них сказано в Коране.
В дверях, опершись на посох, стоял сам шейх Алаэд-Дин эн-Номан ибн Даулетшах. Никто даже не заметил, как он вошел.
Хозяин мгновенно вскочил, будто получив пинка, и склонился в почтительном поклоне. Шутка ли? Сам Узбек, пребывая в Сарае, исправно навещает старого шейха каждую неделю. Смиренно выстаивая во дворе и ожидая приглашения.
– До меня дошла весть, что верного слугу хана Узбека Хрисанфа ибн Мисаила несправедливо обвиняют в каком-то тяжком преступлении.
– Об этом даже речь не шла! – поспешно заверил сарайский эмир. – Обычная жалоба. Очень запутанное дело. Людям несведущим и не знакомым с искусством расследований часто мерещится злой умысел там, где его нет.
– Когда я проходил ворота, там какой-то человек кричал, чтобы его пропустили к эмиру. Видно, чужеземец, потому что его слова переводит толмач. Его пытались схватить какие-то люди, но стража вступилась. Краем уха я расслышал, что он именует себя сыном литовского князя.
Оба эмира, забыв и почтение к гостю, и собственную важность, бросились во двор, едва не сбив эн-Номана с ног. Шейх с улыбкой посторонился.
– Пойдем посмотрим, что там, – кивнул он наибу.
Только теперь Злат заметил за спиной эн-Номана почтительно переминавшегося Илгизара.
Во дворе между тем начиналось самое интересное.
– Это
– Стоять! Именем великого хана! – взревел сарайский эмир. – Кто не повинуется – умрет!
Все замерли. Один не понимавший кипчакского Наримунт продолжал что-то горячо говорить. Эмир Сарая повернулся к Алибеку.
– Послушай, ты! Щенок! – Он особенно громко и четко выговорил последнее слово, после которого сделал паузу. Это прозвучало так неожиданно и оскорбительно, что кият вжал голову в плечи. – Пусть твой дед делает что ему заблагорассудится у себя в Крыму, где милостью хана он назначен наместником. А здесь наместник я! Или ты думаешь, что я никчемная старая баба, позабывшая, в какой руке держат саблю, а мои нукеры совсем раскисли от городской жизни? Вообразил себя молодым лисом, ворвавшимся в курятник? Слушай мое решение! Тебе и твоим олухам лучше покинуть Сарай до захода солнца. Ты ведь ехал к хану на праздник? Вот и езжай. А я подам на тебя жалобу. Пусть хан думает, что делать с твоим пленником.
Со стороны все это выглядело весьма устрашающе, и лишь наиб догадывался, что хитрый царедворец старается исключительно для эн-Номана. Почему не состроить из себя лишний раз матерого старого пса, рыкающего на поджимающих хвост молодых волков? Тем более вдруг оказавшись рядом с шейхом.
Эмир прекрасно знал, что отец Алибека Исатай долго был наместником в Хорезме, где родился сам эн-Номан. С тамошними жителями Исатай часто не ладил, и те жаловались на него хану, пытаясь прибегать к помощи своего могущественного и влиятельного земляка. Тогда-то между хорезмийцем и киятом пробежала черная кошка.
– Подойди ко мне, юноша! – позвал эн-Номан Наримунта. – Толмача не нужно. Злат переведет мне твои слова. Так зачем ты хотел видеть эмира Сарая?
– Мне сказали, что этого человека, – княжич указал на наиба, – арестовали из-за меня. Я решил, что это несправедливо, и пришел.
– Так, значит, все-таки арестовали?
– Молодец просто неверно понял! – испугался эмир. – Ты же видишь, он совсем не знает нашего языка. Злат! Скажи! Разве тебя кто арестовывал? Просто этот возомнивший себя черт-те кем сын ишака, – ловко ввернул он неугодного отца, указав на спину уже выезжавшего со двора Алибека, – орал про задержания и палачей. Может, кто и принял все это за чистую монету. – Эмир понизил голос: – Он ведь даже православного монаха требовал арестовать. Это тоже прикажете всерьез принимать?
– Ты верный страж законов, – одобрил шейх, пряча в бороду улыбку, – счастлив государь, у которого такие слуги. – Он повернулся к Наримунту. – А ты, я вижу, храбр и справедлив. Из тебя получится хороший правитель. Окажи мне честь, достойный юноша, посети мою скромную обитель. Эмир, я думаю, отпустит тебя под мое поручительство? Ты тоже дай ему слово, что не сбежишь. Ты доказал, что тебе можно верить.
XXVI. Предсказание шейха
От угощения шейх наотрез отказался. Оно готовилось для Алибека, не будет же эн-Номан довольствоваться объедками. Однако несколько милостивых слов все-таки сказал и даже покровительственно похлопал эмира по плечу, одобряя его намерение подавать жалобу хану. Тот, почтительно кланяясь, проводил уважаемого гостя до самых ворот и подсадил в повозку.