Шведское огниво
Шрифт:
– Немного. Зато сын у меня знает хорошо. Я его в Крым посылал учиться. Мне без римской грамоты никак нельзя. С франками дела часто веду, а у них все на латыни.
– Выходит, твой Иов не простой человек. Ученый. Почему у него в вещах ни листка бумаги, никаких письменных принадлежностей?
– Ты бутыль зачем принес? – напомнил Туртас. – Снова за расследование решил приняться?
Злат рассмеялся и взялся за нож. Теперь нахмурился Касриэль:
– Повремени чуток. Дай мне, хозяин, кусочек воска. Я с этой печати себе слепок сделаю. На всякий случай.
– Выходит, тебе от этой покражи и убытка никакого?
– Только хлопоты, – подтвердил меняла. – А вору никакого прибытка. Странная кража. Могли, конечно, попутать, подумать, что там деньги. Хотя вряд ли. Скорее всего, ворам за это заплатили. Ты с Авахавом встретился? – вдруг сменил тему Касриэль. – Он так хотел. Сначала меня уговаривал помочь, потом этого молодого нукера в оборот взял. Глазом не моргнув за него долг заплатил и сказал: забудь. Шесть сумов. Хорошего коня можно купить.
– Знаешь, что ему нужно было?
– Хотел поговорить с монахом, который из Москвы приехал.
– Все-то ты знаешь. А о том, что этот монах после разговора с твоим Авахавом спрашивал у меня, где можно занять тысячу сумов, – тоже?
Касриэль замялся:
– Обычное дело… Большая сделка наклевывается. Понадобятся деньги. Каждый хочет свой интерес поиметь.
– Так он тебе сказал, что за сделка?
– Ты думаешь, это великая тайна? Все, кому до этого дело есть, знают, что московский князь завяз по уши в новгородских и литовских делах. Что он весь прошлый год в Орде выискивал княжича Наримунта, которого под Киевом захватили. Теперь своего верного слугу прислал, чтобы тот попробовал через православного епископа концы найти. Он все лето в ставке Узбека околачивался и вот сюда приехал.
– Авахав заранее знал, что он приедет?
Меняла кивнул.
– А сам откуда прибыл?
– Из Крыма. Приехал недавно вместе с Алибеком. Внуком крымского наместника. Он как раз отправляется в Новый Сарай на праздник возлияния молока.
Злат задумался:
– Интересно, как он узнал, что московский посланец едет сюда? Кто-то должен был весточку прислать. Значит, за монахом там следили? Ты этого Авахава знаешь? Кто такой? Одет как кипчак.
– С татарами же ехал. Зачем выделяться, внимание привлекать? А человек он в Сарае новый, раньше я про него не слышал. Говорит, что торговал с Волынщиной. Я на всякий случай поспрашивал у знающих людей. Он армянин. Из тех, что в наши края из Сирии перебрались после того, как франки Акру потеряли. Средств больших не имеет. Поэтому и хватается за всякие сомнительные дела. Думаю, с этой сделки ему хороший процент посулили. Тысяча сумов! Любой клюнет.
Злат вспомнил разговор Авахава с Алексием.
– Скажи, найдутся в Сарае люди, которые дадут этому монаху тысячу сумов?
– Монаху, конечно, никто ничего не даст. Но у него наверняка есть с собой чистые листы с подписью и печатью московского князя, куда можно вписать любую сумму. Тому многие с удовольствием серебра отвалят. Клиент давний и надежный. Не первый год со многими здешними менялами дела ведет. Брат его Юрий тоже вел, да и тверские князья. Ханская милость больших денег стоит, и нужны они бывают чем скорее, тем лучше. В борьбе за нее как на войне: кто успел – тот и победил. Да и сами ханы в былые годы улусников своих закладывали, как простых холопов. Целые города продавали ростовщикам на откуп. Брали сразу серебро, а потом давали кредитору отряд и посылали самого дань собирать в уплату. Затем перестали. Потому что обирали эти ростовщики ханских данников почище дорожных разбойников.
– Осуждаешь, значит?
Касриэль уловил в словах Злата насмешку и обиделся:
– Хочешь сказать: «Сам этим поганым делом занимаешься»? Только ничего плохого в ссудном деле нет. Дурные люди делают его поганым. Чем лучше ростовщика пекарь, который на голоде наживается? С умирающих людей три шкуры дерет? Хлебопек – почтенное ремесло? Так же и в нашем деле. Я, например, вообще дела веду по мусульманскому праву. Спросишь: как это так? Вроде по исламу взимание процента строго запрещается? Зато можно входить в дело в качестве партнера и получать долю прибыли. Поэтому и не лез я никогда во все эти княжеские дела. Хоть и навар там солидный.
– Вот я и думаю: каким боком ты сейчас сюда оказался замешан? Почему этот Авахав именно к тебе пришел, хотя прекрасно знал, что дело это можно прокрутить с другими людьми?
– Любишь ты во всем подвох искать… – озадачился Касриэль. Поразмыслил и добавил: – Молодец.
– Ты лучше вот что скажи, – продолжал между тем наиб, – сейчас грызня идет у генуэзцев с венецианцами. Твой Авахав на чьей стороне?
– Сурожане стараются особняком держаться. Генуэзцы с венецианцами морскую торговлю делят, а они больше по караванным тропам дела ведут. Хоть и держат крепкую связь с Трапезундом и Константинополем. Там же много греков живет и тех же армян. Армяне исстари в Персии большими делами ворочали. Только на этот раз Авахав с Алибеком приехал. Эмиром из рода киятов. Кияты давно с генуэзцами повязаны.
– А венецианцы сейчас норовят сюда влезть через покровительство Тайдулы. Чей отец – эмир над кунгратами. Вот и подумай: не потому ли его нукеры прискакали по твою душу?
XXIII. Нечаянный беглец
Касриэль подождал, когда дворцовая стража будет возвращаться от заставы обратно в город, и пристроился к ней. Путь неблизкий, ночь, туман, зачем искушать недобрых людей? Туртас условился с хозяином о комнате, уплатив сразу за месяц вперед. Выбрал ту самую, откуда исчез таинственный постоялец, благо там уже натопили лежанку. Туда отнесли несколько овчин, пару войлочных ковров и лампу. Злат с Илгизаром облюбовали лавки поближе к очагу.
Когда уже улеглись, вошла, позвякивая подвесками на хвостах, Юксудыр. Злат сразу вспомнил, как девушка бесшумно, словно тень, двигалась в темноте. Тогда она подвески сняла. Ему снова стало не по себе.
– Илгизар! Спроси ее по-своему: она песни петь умеет? Знает какую про путника, который устал скитаться в чужом краю? Пусть споет, коль не в тягость.
– Ты знал моего отца? – вдруг спросила Юксудыр, даже не дав юноше открыть рот. Спросила по-кипчакски. Чисто сказала, без малейшего выговора.
«Вот змея!» – беззлобно усмехнулся про себя Злат.
– Видел несколько раз издали. Он большой вельможа был, а я простой писец. И матушку помню. На празднике видел как-то раз. А вот тебя не видал! – засмеялся он. – Туртас – другое дело. Он при хане состоял. Большим человеком был. С пером на шапке и золотым поясом.
Юксудыр присела возле очага, помешала кочергой угли. Потом запела негромким, но сильным и красивым голосом. Запела по-кипчакски. Старую печальную песню. Только не про путника. Про молодого воина, который умирает, раненный в чистом поле. Смотрит в синее небо, где кружит ворон, и просит передать последний привет молодой жене, которая теперь осталась вдовой.