Шведское огниво
Шрифт:
– Я сказал Сулейману, чтобы он ехал утром, – вспомнил Злат. – Скорее всего, он меня послушал. Сейчас еще сидит в Сарае. Может, передать с ним этот перстень Могул-Буге?
Туртас думал совсем недолго. Потом решительно мотнул головой:
– Нет! Не будем спешить. Пусть пока все остается как есть. Просто я переберусь жить сюда. Поселюсь на этом постоялом дворе. До хижины Бахрама отсюда недалеко, буду ходить кормить голубей. И буду ждать. Знаешь, что главное на соколиной охоте? Нужно выпустить птицу вовремя. Ни раньше, ни позже.
Вернулся Сарабай. Он подошел к очагу и протянул руки к огню:
–
– Я же не прямо сейчас собираюсь завалиться на лавку, – примирительно отозвался наиб. – Тем более гусь ждет.
– Ба! – продолжал удивляться хозяин. – К нему даже не притронулись. Что на вас нашло? Вы какие-то будто не свои. Или вам, как вельможным эмирам, нужен разрезатель мяса? – Сарабай немедленно перешел от слов к делу, оторвал от гуся обе ноги и протянул одну Злату, другую Туртасу. – Налетай, молодой господин! – поощрил он Илгизара. – Отрывай ближе к хвосту, там пожирней. – И посетовал с осуждением: – Совсем остывает уже.
Злат слышал, как за его спиной вошла Юксудыр и стала подкладывать поленья в огонь. На этот раз они с Илгизаром изо всех сил притворялись, что не обращают на нее внимания.
– Опять кто-то приехал, – насторожился Туртас.
– Путник, наверное, припозднился на большой дороге, – беспечно отозвался Сарабай, – не успел в Сарай засветло. А сейчас тумана испугался. Вот и свернул на постоялый двор.
– Добрый человек не станет в эту пору под дождем слоняться по большой дороге, – возразил наиб.
Дверь отворилась, и на пороге показался промокший Касриэль.
– Что случилось?! – испугался Злат.
– А ты не знаешь? – удивился меняла. – Два дня я сидел на этом постоялом дворе, да еще не один. Ел, пил от пуза. С собой еды набрал. Еще и за беспокойство задолжал. Что думает про меня гостеприимный хозяин?
– Ты деньги, что ли, привез?.. – Изумлению Злата не было предела. – Ночь на дворе. Дождь, туман ложится. До утра не мог подождать?
– Я ведь меняла, – наставительно произнес Касриэль, протягивая Сарабаю увесистый кошель. – Поэтому люблю, чтобы с долгами был порядок. Слышал старую притчу про евреев-должников?
– Ты садись к столу, брат, – прервал его хозяин, стаскивая с Касриэля плащ. – Промок весь. Юксудыр! Скажи, пусть из погреба вина достанут! Самого лучшего. Которое из Крыма!
– Не трудись, девица, – остановил ее меняла. – Я как раз больше мед люблю. Это у меня с детства. В Багдаде мед дорогое лакомство, не то что в Сарае. Так вот. Притча. Спят на соседних лавках два еврея. Один кряхтит, ворочается, стонет, спать никому не дает. Наконец его сосед не выдерживает: «Эй, Моисей, что тебя так мучит?» «Должен Аврааму пять динаров», – кивает тот на дверь. «Нашел о чем переживать. – Подходит к двери, открывает ее и кричит: – Эй, Авраам! Моисей тебе твои пять динаров не отдаст! – После чего обращается к соседу: – Спи! Пускай теперь Авраам до утра мучается».
– Слушай! – вспомнил Злат. – У меня в сумке так твоя бутыль и осталась. Которую я собирался в суде показать. Соломон там так все повернул, что про твое письмо все и думать забыли.
– Соломон свое дело знает, вот и метит высоко.
Злат выскочил во двор. Плащ оставил сушиться у очага, а погода никак не располагала к неторопливой прогулке. Туман густел, медленно проглатывая дождь. После теплой комнаты в темном сыром дворе было особенно неуютно. Хотелось скорее назад, к пылающему очагу. Наиб походя сунул руку в корыто с овсом. Сарабай не поскупился, насыпал от души. Затем Злат нащупал в седельной сумке бутыль.
Во дворе и впрямь веяло жуткой глушью. Деревья скрывали городские огни, только сквозь туман от въезда в расположенный неподалеку булгарский квартал доносился стук колотушки караульщика. Старается. Скоро по дороге к заставе поедет дворцовая стража с ночным осмотром, если не расслышат, обязательно завернут и отругают.
– Послушай, Касриэль… – начал Злат, когда поставил бутыль на стол. – Ведь это вино от того самого виноторговца с Волыни, который должен будет с тем менялой из Праги за его долг рассчитаться? Значит, твой Иов к нему по пути из Праги заезжал?
– Конечно. – Еврей явно не понимал, к чему клонит наиб.
– Скажи, почему тогда письмо не выписали сразу на этого купца? Так ведь проще. И подозрений никаких. Волынских гостей полно в Орде торгует. Я подумал было, что это сделали для того, чтобы никто не знал, откуда и куда Иов направляется. Оказывается, купец знал.
Касриэль задумался:
– Действительно непонятно. Дело ведь еще в том, что в Чехию из Волыни дорога идет через Польшу или Венгрию. На границах неспокойно, в каждом лазутчика видят. Мне теперь с этим письмом много лишних хлопот из-за этого будет.
– Какие теперь хлопоты, коли его украли?
– Для того и пишутся такие письма, чтобы не терять деньги в случае чего. В руках вора сейчас это простая бумажка. Никто по ней гроша ломаного не заплатит. Счет на того менялу из Праги у меня открыт, долг на нем записан. Мне просто уведомить его нужно, что его письмо украдено, чтобы он расплатился со мной как-нибудь иначе. А сделать это не так легко. Придется пересылать через львовских купцов.
– И что? Заплатит?
– Слово «кредит» означает доверие, на этом все держится. Стоит один раз обмануть, и тебе по гроб жизни не одолжат даже медяка без хорошего залога. Как иметь дело с ростовщиками, знают все. Если у самого менялы возникнут какие сомнения, то у меня имеется расписка от этого Иова, что деньги он получил. Ее в шкатулке не было, она в надежном месте.
Злат задумался:
– Этот Иов ее своей рукой писал? На каком языке?
– На латыни, конечно.
– Понимаешь?