Сикстинская мадонна
Шрифт:
– Так, ребята, за веревку дружно! – дал команду кочегар, и стали друг за другом технари как в сказке, речь в которой шла про репку помню.
И несмело лейтенант Емелин к пасти двинулся раскрытой черта. Подошел. Присел на край и ноги в злую бездну осторожно свесил, но отдернул их брезгливо тут же, мерзопакостной коснувшись жижи: туалет был под завязку полон.
Кочегар подал опять команду, рубанувшую по сердцу больно и застрявшую в ушах ударом:
– Фал травить! Но осторожно только! – и дрожащего толкнул хаевца так легонечко руками в спину. Тот
Вонь ужасная с секундой каждой, с сантиметром с миллиметром новым увеличиваться быстро стала. Это здорово дышать мешало.
Возмущенное чесалось тело оскорбленное, оно зудело, кожу драли наждаком как будто, озверевшие маньяки хором. Только, зубы сжав, держался Леша, как гвардеец, как хаевец твердо.
Вот уж жижа затянула плечи, к подбородку подошла вплотную по лосьоновым следам недавним. И, о, господи! Спасибо, милый! Твердь нащупал под ногами бедный! Тут маленько отлегло от сердца, и как будто даже вонь слабее от того прикосновенья стала.
Чтобы времени не жечь впустую, стал выхаживать по дну Емелин на носочках балериной юркой, правда, кверху нос, держа, который к ароматам пообвык маленько. И вдобавок ощущенье фала, что внатяжку был, вполне понятно офицеру добавляло силы.
Танец медленный танцует Леша, па в пространстве выводя вонючем, дно ступнями теребя, и мысль вдруг посетила бедолагу в бездне, что фал шелковый порваться может, оскверненный. От стыда большого, от обиды потерявши прочность. Надругательства снести не смея вот такого над собой. И надо ж. Наступил на кобуру родную в тот момент как раз скиталец ада. Весь напрягся, рот раскрыл и громко, радость бурно выражая, крикнул:
– Я нашел его! Нашел, ребята!.. – И осекся. Червяки активность проявили возле рта большую, привлеченные призывным звуком. Только взять что с однополых было, с урожденных онанистов жалких, бестолковых червяков каких-то, вовсе не было мозгов в которых, радость чтобы разделить всецело брата старшего – царя природы.
Нет ошибся. Вот один какой-то солидарность проявил восторгу в рот от радости раскрытый прыгнул. Как? Я этого во тьме не понял, рядом был хотя: удел мой тяжкий быть с героями своими вместе и тогда, когда совсем не сладко, как сейчас вот в полковом сортире. Что ж, гляжу, а червячка Емелин недовольно в коллектив отправил просто выплюнув, ведь не жевать же в благодарность за эмоций выплеск. Нет, хаевец он везде хаевец, даже ежели в дерьме по шейку, с состраданием на Лешу глядя, убедился я разочек лишний.
Поглядел поверх себя Емелин и отверстий над собой увидел в полумраке аж четыре целых: сбоку рваное одно, большое, и в полу в рядок еще три, круглых.
«Не хватало тут, – шутя подумал про себя, – шальной прохожий чтобы посетить вдруг туалет задумал да на голову подарок справить. Вот апофеоз позора будет». Улыбнулся и услышал:
– Братцы! Подполковник Балалайкин едет! – оружейник прокричал тревожно, и команду Шухов дал:
– В сторонку всем скорее отойти! – и после, отошли уже когда, добавил:
– От чекистов быть подальше лучше.
Леша весь похолодел,
Смуглый вечер брал свое, темнело. Парашютный белый фал, два лома заодно слились с травой зеленой, так что не было почти их видно. Потому, когда «УАЗ» чекиста тормознул у туалета прямо, Балалайкин прошагал орудья, не заметив. И услышал Леша звон ремня над головою сверху, словно колокола звон, зовущий к месту лобному на казнь крутую.
Тишина затем. Потом журчанье. И почувствовал Емелин Леша, теплоту струи на лбу и шее. Отстраниться бы слегка в сторонку, отдалиться от нее, но только, заколдованные будто, ноги неподвижными вдруг стали разом, осознал когда позор всецело. Слезы горькие из глаз обильно, дружно брызнули, с мочой чекиста на бледнеющем лице мешаясь. Хорошо того никто не видел.
Все последние собравши силы, снес и сей удар судьбы мужчина. И, казалось, ну какая пакость ожидать еще могла похлеще? Но, представьте, ожидала: сверху по макушке рубанула гулко, метко очередь дерьма, и Леша, свежим запахом его кошмарным одурманенный, чихнул тихонько. Ситуации критичность поняв, замер парень, и молитва птицей умирающей метнулась к небу.
А чекист, услышав чох из бездны, испугался, и совсем не меньше, чем трепещущий в аду Емелин. То, что мог под ним быть кто-то, это не рассматривал мужчина даже и чихание за глюки принял. Страх объял все существо, всю душу, потому что посчитал причиной сногсшибательных галлюцинаций неповинного зелена змия. Знал, не первый контрразведчик вовсе угорает от чего бесславно. И Сашули тень предстала в мыслях, до горячки что допился белой.
И вздохнул мужик, еще гешефтом одарил большим головку зятя. А прощальный звон ремня заверил оскорбленного внизу, процесс что издевательств наконец закончен.
Облегченный Балалайкин вышел, и увидел технарей поодаль, у санчасти что курили мирно. Подопечным помахал, узнав их:
– На ночь глядя приболели что ли экипажем всем своим гвардейским с кочегаром во главе?
И Шухов как положено за всех ответил:
– Все здоровы. На карьер мы просто поудить сходить решили вместе. Ожидаем механца с червями.
– Дело нужное, – чекист в «УАЗик», на прощание махнув, запрыгнул и уехал. И у штаба снова тихо очень да безлюдно стало.
Лишь отъехал особист, все к яме дружно бросились гурьбой.
– Цел, Леша? – кочегар спросил в пробой, и глухо, словно эхом, отдалось:
– Да! Жив я! Но давайте торопиться, братцы! На последнем нахожусь пределе! Вы, страхуя, то в виду имейте!
И товарищи с земли подняли белый фал и вновь натяжку дали, дабы чувствовать внизу чего там. Стали в ряд, и кочегар, рукою шелк потрогав, поддержал:
– Не бойся! Крепко держим мы тебя, Алеша! Поддевай давай под хлястик пальцем кобуру, приподнимай повыше ты ногой ее затем, а после перехватывай уже руками. А в руках когда каналья будет, там уж дашь ума, поди наверно, как в отверстие швырнуть заразу.