Сикстинская мадонна
Шрифт:
– Ах, так это Зачепило значит получается всему виною? – продолжал силовичок досужий бедолагу доставать шутливо. – Значит, он швырнул в говно ПМ твой, подержать всего который дали, не мешал чтоб. Только трудно верить, чтоб ответственный за все оружье в эскадрильи самой лучшей нашей безобразие мог сделать это. И потом, виною сам он коли, так чего переживаешь глупый – лезет пусть и достает скотина.
Леша чуть не задохнулся было от нахлынувшего моря гнева, только в руки взял себя и тихо, вразумительно сказал, спокойно, с болью в голосе, с печалью тяжкой:
– Что смеетесь надо мной? Не время. Приключилася беда большая! Помощь ваша мне нужна ребята, а не шутки-прибаутки злые!
Шухов старший лейтенант, борттехник. Старший техник капитан Охалков, силовик Фомин – шутник, а также два механика Немцов и Дудкин, старших прапорщика два, и с ними оружейник, лейтенант Аркадьев, да еще Зернов, старлей, электрик, обступили Алексея кругом. Стало тихо и Емелин:
– Братцы! Я, – сказал, – пошел сдавать оружье, как положено, наряда после. В оружейку прихожу, а нету пистолетчика смотрю на месте. Ну и, думаю, схожу давай-ка, время дабы не палить впустую в ожидании в сортир у штаба. Расстегнул ремень болван лишь только – кобура с него и шнырь в дырищу. Подскажите, быть как тут, что делать?
Думать стали, и нашелся первым вновь шутник, силовичок бывалый:
– Доставать, – сказал, – оружье надо, а не то под трибунал, голубчик, загремишь, к попу ходить не надо.
И Емелин побледнел, но только издеваться силовик не бросил и, сочувственно вздохнув, продолжил:
– Вот при Есе бы, когда стряслось вдруг что подобное, так сразу б к стенке. А сейчас всего лет пять каких-то в коммунизме развитОм оттянешь, отсидишь и не чешись, Васятка.
– боже мой! – пролепетал Емелин, – не хватало мне тюряги только!.. Застрелиться в самый раз, да нечем.
И опять силовичок досужий посоветовал:
– В сортир лезть нужно, разумеется, раздевшись, ну и, дефилируя ступнями щупать дно, покуда пистолет не сыщешь. А наткнешься поддевай под хлястик кобуру, большим на ножке пальцем, да на верх тащи. Делов всего-то.
– Вы поможете? – взмолился Леша.
– Разумеется. А как с магаром?
– Пир горою закачу отменный! Всю, как есть, одну спалю получку! Вы мне, други, помогите только!
– Коли эдак, не помочь нельзя тут разумеется, – стартех Охалков согласился и с улыбкой хитрой подмигнул силовику при этом. А Емелин, содрогнувшись:
– Страшно лезть в кромешный ад, – сказал, – ребята. Ничего никак нельзя придумать покультурнее чего, помягче?
Мозговали в тишине с минуту. И электрик предложил:
– Вот я бы посоветовал напялить все же на лицо противогаз. Во-первых, невзначай не задохнешься в газе, не испачканною рожа будет, во-вторых… – но кочегар заметил, перебив:
– Противогаз в говнище не фурычит, а коробку с фильтром на весу держать проблемно будет, шланг длиною-то поменьше метра.
Оружейник, лейтенант Аркадьев, обожающий Жюль Верна, кстати, поддержал:
– В противогазе правда совершенно бесполезно это, задохнешься в нем в аду скорее.
– Вы пустое говорите, братцы, – в разговор вступил электрик снова, – где мы тот противогаз отыщем, если б даже прок с него был малый? Ехать в ДОС за ним из части что ли? Не успеем, потемнеет скоро. Может в рот ему дюрит подлиньше да потоньше – и люли-малина, и живи хоть там, в дерьме, не бойся, задохнешься, что, да кони двинешь. В Риме древнем воевали эдак – под водою так гуртом ходили ихи воины. Из школы помню.
Что б надумали еще, не знаю, технари, наговорили что бы, не закончи кочегар дебаты:
– Зря, товарищи, мы время тянем. Прав Охалков, потемнеет если, не дадим тогда бесспорно ладу. Надо двигаться, короче, к штабу и на месте разрешать проблему, а абстракцию мусолить дружно языками – бесполезно это.
По стоянке подошел дежурный – ДСЧ, и пластилин печатей аккуратно налепил, где нужно, самолета обозначив сдачу. И свободный экипаж тропинкой устремился к полковому штабу, через поле шла наискосок что.
Молча шли, а лейтенант Емелин, было видно, пребывал в смятенье. Изнутри сжигал испуг. Снаружи густо пятными пошел большими, покусали комары как будто. Видя это, кочегар:
– Емелин, ты хаевец, – проворчал, – такой же, как и я, и не имеешь права эдак бабою слюнявить нюни.
Очень грустно улыбнулся Леша, кочегар же продолжал:
– Ты вспомни, перед кем не пасовали даже: хоккеисты, сопромат, а также Глеб Степанович, да Шпак, и даже сам Геронимус – Земли светило. Это то бишь теормех! Да разве перечислить всех чудес хаевских. Так что марочку держи, мужчина. И крепись давай, дружок, мужайся… Служба наша, между прочим, Леша, с обучением в хаевне сходна. Тут и там не поскучаешь очень. Приключения одни сплошные, вот хотя бы взять твое сегодня. А недавно из ТЭЧи механик в ситуацию попал похлесче. Жизнь такую с ним сыграла шутку – закачаешься, с твоей не ровня.
– Об Охрюдине ли речь? – не вставить силовик Фомин не мог словечко.
– Об Охрюдине, конечно, – Шухов отвечал, – о нем, конечно, Саша.
– Разве может быть ужасней что-то и позорнее со мной случая? – грустно молвил Алексей. – Не может!
– А послушай вот и вывод сделай. – Кочегар опять ему и начал про охрюдинское горе ведать.
– Значит так, в наряд пошел Охрюдин, по столовой заступил дежурным, по солдатской. Налупился каши и почувствовал себя великим. Замполитом полковым надулся – грудь колесиком, глаза оглоблей и, как мусор, за порядком смотрит.
Это, видно, надоело скоро. Разумеется, кому приятно слушать чавканье, стучанье ложек да шуршание сапог солдатских. Стал искать вокруг себя глазами бравый прапорщик чего иное, чтоб хоть чуть поинтересней было. И, представьте, подфартило парню: дверь раскрылась ветерком на кухню и увидел красоту мужчина: моет женщина посуду в чане, перегнувшись через край, и попа, разъядреная ее, большая, оголилась, потому как юбка завернулась ветерком на спину сквознячком обыкновенным, шустрым, кстати, дверь и отворил который. Но, что главное трусов, на даме этой не было совсем. На кухне их, как правило, в жару снимают все, кто трудится с печами рядом.