Сикстинская мадонна
Шрифт:
Алексеевой матчастью первой стал большой ракетоносец дальний «ВКМ-ТУ95-й» стратегический. И через месяц сдал зачеты лейтенант на допуск да к работе приступил конкретной. Старшим техником он был назначен по СУ, по установкам то есть силовым аж четырем громадным.
Экипаж ему попался дружный. Исключительно такой веселый, что казалось не стоянка это, а всемирной Юморины место. И на том великолепном фоне вечно грустный лейтенант Емелин, ну конечно, был вороной белой. Но, однако же успешно в небо самолет свой отправлял при этом, в замусоленном журнале
Ни словечечка, ни фразы лишней меж товарищами, лишь по делу. И решили те, что техник новый просто-напросто такой по жизни, не считалось что бедой большою.
Кочегар и баламут бывалый капитан Круглов, кого стоянка справа рядышком была, частенько юмористов навещал, соседей. Анекдотиком блеснуть сверхновым, интересное чего послушать он любил, при сем талант имея абсолютно рассмешить любого. А вот с Лешею иначе было. В Мавзолее бы поднялся Ленин, воск под кожей бы его смеялся, захоти Круглов, но с этим странным лейтенантиком не выходило.
И тогда поспешно вывод сделал кочегар: переучился парень, помешался от учебы сложной. Он слыхал какой ХАИ тяжелый от его выпускников служивших. Сей гипотезы как раз имелось подтверждение – недавний случай. Из ХАИ выпускника такого ж, на ходу что спал диплома после, задавили самолетом глупо. Не машиною какой шальною, шалопутною, что осы словно, сумасшедшие, гоняют в части: там АПА, ТРЖК, воздушки и иные, что нужны для дела. Нет, родимым самолетом таки, на регламент в ТЭЧ какой тянули, и почил в бозе хаевец. Жалко.
Капитан Стальной, что был отрядным в эскадрильи и какой частенько нишу Леши навещал, печаль тот лейтенанта объяснял иначе. «Тут сердечные дела, конечно», – констатировал коллегам как-то. Расскажи, возьми поведай Леша правду-матку – вот бы смеху было.
Жил в гостинице военной в ДОСе наш герой с силовиком таким же, двухгодичником Андрюшей Гильзой, из КИГА студентом бывшим тоже.
Подружились, и довольно скоро про товарища узнал Алеша, что тот спец большой в делах амурных. Только Лешу сколь не звал с собою на ночные рандеву товарищ, тот отнекивался. Так уж очень человек переживал серьезно.
Ну и в пятницу однажды как-то, вечерком, придя домой со службы, Леша плюхнулся в кровать, да книжку в руки взял, и стал читать, но только киевлянин не стерпел, захлопнул перед носом у коллеги томик, и сказал:
– Сегодня танцы в клубе, классных уймища девчонок будет! Прячь давай свою хандру подальше, неуемную, да стань хаевцем.
И махнул рукой на горе Леша. И на танцы поспешил с Андрюшей.
Было в клубе полковом чудесно. Танцы. Музыка. Ансамбль вживую, очень даже неплохой. И море разливанное девиц хороших.
Азнавура прозвучала песня, а за нею про девчат, какие со статистикой не очень ладят и платочки теребят в сторонке.
Леша быстро симпатюгу выбрал. Пригласил и с нею в танце слился. Оказалась неплохой партнершей дева юная, и танец с нею удовольствие доставил парню.
Танец первый с ней, второй и третий. Замечательно. В четвертом танце стал Алеша ворковать на ушко удивительной своей партнерше, что обычно практикуют парни. Улыбалась та, как будто млела, что конечно кавалеру льстило.
И когда передохнуть решили, возле стенки у плаката ставши, то воскликнула наивно дева:
– Вы танцуете чудесно просто! Мне давно уже вот так роскошно танцевать не приходилось, право!
А Емелин про себя подумал: «На крючке уже, пожалуй, рыбка, лишь подсечь уже осталось только! А на вид, отметить надо, ципа хороша, великолепна просто!»
И чудесная партнерша явно, подтверждая мысль Алеши эту:
– Боже мой, – пролепетала, – что же до сих пор мы не знакомы с вами! До сих пор! – и элегантно ручку протянув, сказала:
– Лена, – тихо.
– Леша, – руку пожимая деве, отвечал партнер легко краснея, имитируя умело робость. И к губам поднес красиво, томно, элегантно в маникюре ногти.
Ярко вспыхнуло лицо девицы, но не зло. Ей превосходно было.
Исключительно с одною Леной танцевал в тот славный вечер Леша. Предисловие романа явно гладко шло из-под пера, и вроде намечался тот довольно чудным. Только надо ж, в перерыве Лена вдруг призналась:
– С вами танец просто завораживает, аж пьянит он, отвлекает от всего земного, потому я ничего не слышу, говорите что, когда танцуем. Извините, так любезны будьте.
«Получается, что зря старался», – недовольно ловелас подумал, прямо-таки оскорбившись даже, а Елена ко всему вдобавок, ошарашила водой холодной из ушата на морозе словно:
– На каком вы самолете, Леша соизволите служить? – спросила, улыбнувшись и хихикнув даже.
Офицер насторожился юный: «Ничего себе вопрос сюрпризный! Бортовой интересует номер стратегической машины фифу! Тайны хочется военной очень!.. Вишневецкий знать не зря, как раз вот на прощание, о ней напомнил. Поострее на макушке ушки будет надобно держать с особой… Что-то здесь совсем не чисто, чую… На шпионку не похожа вроде, – колотило в голове, – а может проверяет то отдел особый. О признании моем дурацком на комиссии, конечно, знают особисты, нет сомнений в этом, и теперь вот достают, канальи. Красной ниткою подстава шита. Вон сексоточку нашли какую… Особисты! Особисты точно!»
А сексоточка веселой птичкой зачирикала:
– Вы так молчите претаинственно, что думать можно предо мной «глухонемой». Не так ли?
Тут Емелин побледнел, а Лена засмеялась:
– Ну какой, однако, вы таинственный «глухонемойчик», то-то сразу вдруг, смотрю, притихли.
За довольно небольшое время службы в армии успел однако лейтенант узнать о том, что так вот называют, с юморком, военных обособленных частей, какие занимаются БЧ с сюрпризом термоядерным и где режимность, разумеется, была повыше, где доплачивали сверх оклада за секретность двадцать пять процентов.