Сила двух начал
Шрифт:
— Вам стало плохо?— подлетает к ней Люциус, в беспокойстве блестя глазами,— я могу чем-то...
— Оставь меня,— прервала речь юноши Мэри, чувствуя, что больше с тошнотой не справляется,— это приказ.
А про себя понадеялась, что Люциус не станет спорить с ней.
— Хорошо, госпожа Моран,— слышит она в ответ, и, едва дверь за Люциусом закрывается, наконец, позволяет себе не бороться больше против себя же. Долгие и неприятные минуты... Но тошнота полностью не уходит, хотя желудок ее уже пуст – да что же это такое? Слабость накатывает все сильнее и сильнее, отнимая силы на возможность хоть о чем-то думать, неся с собой забвение...
...
...Ее сон оборвался внезапно, от одной неясной угрозы, что возникла в воздухе как напряжение и безмолвность, что царили сейчас за окном – предвестницы скорой грозы. Чье-то незримое присутствие заставило Мэри открыть глаза, чтобы убедиться в своей догадке – ее ночной гость — Волан-де-Морт, и то, как он смотрит на нее – сочащимся угрозой багровым взором, уже не может означать ничего хорошего.
— Доброй ночи, Мэри,— начал он, улыбнувшись улыбкой, от которой волшебницу бросило в дрожь – настолько жуткой она была,— или, быть может, доброго утра, как посмотреть...
Он замолчал, видимо, желая, чтобы Мэри спросила, зачем он здесь – но не получил того, что хотел. Волшебница, не понаслышке знающая о привычках и тонах Волан-де-Морта, сразу поняла, что говорить что-либо сейчас будет верхом глупости. Мягкий голос, вежливые слова – уж лучше бы слышать обыкновенные его холодно — презрительные фразы.
— Ты, должно быть, задаешься вопросом, что именно мне вдруг понадобилось от тебя посреди ночи? – вновь заговорил Волан-де-Морт, присаживаясь на край кровати Мэри,— и даже более того – догадываешься об этом?
Волшебница неопределенно пожала плечами, вновь предоставляя Волан-де-Морту слово.
— Неужели я не прав? Или же ты, Мэри, просто не хочешь выражать свои мысли вслух? Что ж, вижу, это действительно так. Тогда я введу тебя в курс сложившейся проблемы. Разговор пойдет об уроках с Люциусом Малфоем – с чего это вдруг ты прекратила сегодняшнюю тренировку в самом начале? Проблемы со здоровьем?
Так тщательно скрываемая ярость, наконец, при последних словах Темного Лорда проявилась в полную силу, неся в себе ту самую угрозу, что почувствовала Мэри сразу по пробуждению, и угроза эта, мурашками страха прокатившись вдоль позвоночника, тут же наполнила все ее существо, вытеснив все прочие чувства. Эта парализующая сила мешает ответить на поставленный вопрос, ответить так, как подобает – сделать то, чего ждет от нее Волан-де-Морт, от которого Мэри хочет быть сейчас как можно дальше. И он, видя, что волшебница не в состоянии говорить, удовлетворенно ухмыляется,
— Вижу, я угадал. Но... Мэри, преврати монолог в беседу, расскажи, что именно произошло. Иначе я потрачу остаток ночи на высказывание различных предположений, а это занимает так много времени... А время мне дорого. Очень дорого...
Проигнорировать такое, очевидное и прямое, приглашение на откровенность, Мэри просто не могла, выдавив через силу:
— Просто съела что-то не то, вот и пришлось проваляться здесь до самой ночи.
Волан-де-Морт просверлил ее подозрительным взглядом, хмыкнув негромко.
— Ну-ну. Что ж, очень жаль, если так. Но я позволю себе усомниться в твоих словах – со стороны это странное недомогание больше походило на последствие некоего проклятия, или, что более вероятно, болезни. Не твоя ли это случаем Болезнь «Милосердных» проявилась?
— Разумеется, нет,— фыркнула Мэри в совершенно искреннем возмущении,— я же говорю, это было...
Она не договорила, наткнувшись на пылающий яростью, чуть ли не осязаемой, взгляд Волан-де-Морта, что словно приковал ее к месту, заставив язык онеметь. Значит, он понял...
— Мэри, ты же знаешь, как я ложь не люблю слышать,— произнес Волан-де-Морт негромко, но голос его был для Мэри хуже удара хлыста,— и что мне потом делать приходится, чтобы предотвратить повторную ложь. Разве сложно было сказать, что виной всему – ребенок, что ты сейчас вынашиваешь? Я бы понял тебя, и, возможно, простил. Но теперь...
— Что – теперь?— словно эхом повторила Мэри, еле ворочая языком,— неужели, ты...
— Теперь я, пожалуй, все-таки воплощу свою угрозу в жизнь – решение о судьбе ребенка. Помнишь его?
Волшебница вся похолодела, не в силах даже кивнуть, слова вырвались сами собой:
— Забрать у меня его сразу после рождения, отдать другим...?
Волан-де-Морт, хищно улыбнувшись, покачал головой, зародив этим в душе Мэри еще больший страх, чем тот, что уже властвовал над ней:
— Нет, Мэри, не это, другое, для меня гораздо более выгодное. Ты же помнишь, от чего зависят мои поступки? Я руководствуюсь той выгодой, что стремлюсь получить, и хочу, чтобы она была максимальной. Так вот... Здесь выгоднее для меня убить твоего ребенка, и чем раньше – тем лучше. Я мог бы попытаться прямо сейчас, но, вспоминая мой недавний провал в достижении этой цели, было бы глупо с моей стороны повторять его. Так что он умрет сразу после своего рождения, или в тот момент, когда ты, Мэри, будешь безоружна. И я буду ждать его с нетерпением.
Сказав эти, ужаснувшие Мэри слова, Волан-де-Морт без промедления вышел в коридор, оставив волшебницу один на один с глухим и беспросветным отчаянием. И почему она даже возразить не смогла, сказать хоть что-нибудь? Почему не отстояла свое право стать матерью? Ведь ей уже один раз это удалось. Но как он понял, что она солгала? Ведь ее умение защититься от чужого вторжения уже стало идеальным... Или же нет? Может, Волан-де-Морту было просто выгоднее внушить ей, что это ее умение, окклюменция, способно защитить ее даже от него? Так глупо... Ведь он, все-таки, ее учитель, и вообще опытнее и старше ее вполовину. К тому же, всегда мог навязать ей свою волю, почти заставляя делать то, что совершать ей нисколько не хотелось. Он принудил ее убить того юного волшебника, одного из первых ее учеников. И то, что это же не произошло еще раз – лишь везение, не более. Если бы не медальон... Медальон!