Синдром Вильямса
Шрифт:
— Вот именно.
— Но еще я понимаю, что такое работа врачом на две ставки.
— Я очень рад, — сухо ответил он.
Я подошла к нему ближе и крепко обняла.
— Я не пристаю и ничего такого. Это просто благодарность за предложение. Но я не уверена, что смогу остаться в Москве после всего этого. Ты же видел, что случилось с нашим офисом. У меня проблемы и может быть, я уеду до лета. — Конечно, если я уеду, то вовсе не до лета, а навсегда, но ему зачем об этом знать?
— То есть не факт, что ты будешь поступать этим летом?
Я кивнула.
— Напиши мне, как станет ясно, остаешься или уезжаешь.
— Хорошо, — ответила я. — Да, я помню, ты не клеишься ко мне
— Вот именно, — кивнул Серафим.
— Мне пора, к сожалению. Увидимся.
Я похлопала его по плечу и направилась к лестнице. Сделав шаг вниз, я неожиданно для себя обернулась и сказала:
— Вообще-то на самом деле я хочу работать с генными аномалиями. Синдром Вильямса.
Ничего объяснять не стала. Я была уверена — он поймет. Как же хорошо, что в этом мире есть такие люди. Настоящие люди. В общем, две спирали — это не приговор. Но я все равно не могу понять, по какому принципу природа выбрала, что оставить в наследственной памяти, а что нет.
Глава 4. Прогулка
Он написал в апреле и позвал на прогулку. Я уже работала на другой работе, но пока решила не переезжать в другой город. Во-первых, если мне выпала редкая возможность изучить генетический код охотников — я должна ей воспользоваться. Во-вторых, если я смогу действительно понять, что делает охотников охотниками, то лучше потратить силы на полную регенерацию и поиски мира, где можно встретить наших. И, наконец, если уезжает Матвей, то зачем уезжать мне?
Я собиралась на прогулку с тщательностью, с которой раньше не готовилась даже к самым сложным операциям. Но наверное, сегодня меня ждала самая сложная операция в жизни. Я не ставила перед собой невыполнимых задач. Я не смогу убить охотника. У меня было два шанса — в конференц-зале и больничной палате, но я не смогла ничего сделать. Но зато я поняла границу своих возможностей. В конце концов, почему я плюю на собственную генетику? Мы не убиваем. Это не какие-то там принципы, убеждения и прочие воспитанные, наносные, искусственно созданные рамки. Это генетически заложенная программа сохранения жизни. Не делать ничего смертельного. Ведь люди не пытаются жить под водой, без кислорода. Или получать энергию непосредственно от солнца. А ведь могли бы. Но нет, организм устроен так, что энергию света мы можем использовать только очень ограниченно. И вовсе не для поддержания жизни. Пытаться совершитьубийство с самого начала было бы ошибкой.
Сейчас все будет иначе. Людская генетика больше для меня не непроницаемый космос с незнакомыми звездами — я научилась отыскивать знакомые созвездия. Надеюсь, я смогу распознать ту странность, которая делает человека охотником и заставляет убивать тех, кто не похож на него. И, если получится, я перестрою эту часть информации. И тогда одним охотником в мире станет меньше. И может быть, это будет первый шаг к завершению нашего вечного бегства. И мы сможем спокойно жить, рожать детей и заниматься тем, что больше всего любим: растить цветы и ягоды, ухаживать за землей, превращая бесплодные земли в цветущие сады, возвращать утраченных животных, лечить людей и навсегда устранять генетические болезни…
Метель ходила за мной по пятам и подставляла голову под руку. Требовала, чтобы я ее погладила. Я гладила и продолжала сборы. Она почему-то начала нервничать, трогала меня лапой, щипала за щиколотки за и что-то негромко ворчала. Я не выдержала, присела перед ней на корточки и взяла ее голову в руки.
— Послушай меня внимательно, дорогая моя собака. Меня ждет нелегкая работа. Но никакая опасность мне не угрожает. Вообще никакая. Ты будешь хорошей
Эх, Метель, Метель, знала бы ты, какая меркантильная у тебя хозяйка, и твоя радость от слов «собирайся, пойдем гулять» изрядно бы поуменьшилась. Хотя с другой стороны — при чем здесь меркантильность? Я ее люблю. И мне не помешает любая помощь. Естественнее просить о помощи у друзей, чем у посторонних.
Я бросила в рюкзак собачью миску и набрала в бутылку воды для собаки. Кто знает, чем и где закончится наша прогулка? А если есть хотя бы один шанс, что я не вернусь сюда, то нужно забрать все самое важное и нужное… Я вынула из шкафа свою сумку, с которой попала в этот мир, и заглянула внутрь. Черный стилет все еще лежал там. Что ж, жди своего часа, жало змеи. Я свернула сумку со всем ее содержимым, сильно уменьшившимся за три года, в маленький сверток, размером с ту же бутылку, и положила в рюкзак, сбоку. Так, чтобы в случае чего выхватить его в первую очередь.
Сборы я закончила как раз вовремя, чтобы взять Метель на поводок, разыскать в шкафу ее намордник, посмотреть на себя в последний раз в зеркало и отшатнуться от своего отражения. На меня смотрела очень серьезная женщина. Полная решительности, непреклонная, суровая… и ожидающая опасностей в любой момент. Нет, так дело не пойдет. Ты должна быть собрана внутри, но снаружи этого не должно быть видно, иначе ничего не получится. К такой, как я сейчас, даже мне страшно притронуться. А ведь нужно сделать так, чтобы мальчик подержал меня хотя бы за руку какое-то время. Не пять минут. И даже за десять я едва ли справлюсь.
Я заставила себя улыбнуться. Получилось страшно и больше напоминало оскал. Тогда я подумала о том, что меня ждет. Молодой, просыпающийся лес. Первые наглые зеленые травинки. Чистый воздух, в котором нет еще знойной пыли. Дорожки среди мха и веток. Кислые листики заячьей капусты, сладки почки березы, хрустящие побеги папоротника… Ожесточенность пропала из моего взгляда, кончики губ поднялись вверх. Не улыбка, но и не круговая оборона. Намного лучше.
Хотя Матвей настаивал, что заедет за мной на машине прямо домой, я не согласилась. Более того, я специально сделала крюк в два квартала, чтобы подойти к месту нашей встречи с другой стороны улицы и с таким видом, будто шла торопливым шагом, чтобы не опоздать.
Естественно, Матвей уже ждал меня. Стоял на стоянке с нетерпеливым видом, разглядывая всех прохожих. Увидел меня издалека и поспешил навстречу.
— Извини, я не предупредила, что с собакой. Если ты против, погуляем на неделе как-нибудь в парке? — мне не нравилось манипулировать людьми, но иногда я это делала сознательно, мысленно прося прощения у человека. Матвея я не ощущала своим другом или даже близким человеком, так что на этот раз обошлась без извинений.
— Да нет, все нормально, поехали. Другого раза может и не быть, мы совсем скоро уезжаем.