Синдром войны
Шрифт:
Когда Стригун поднялся, прапорщик Кульчий катился обратно по ступеням. Его лодыжка зацепилась за стержень, торчащий из бетона. Он не шевелился, лицо было залито кровью.
Алексей бросился наверх, обуреваемый яростью, с отключенным рассудком. Но сработал профессиональный инстинкт. Стригун прыгнул с вывертом и на площадку между маршами приземлился спиной вниз. Его руки плотно сжимали автомат.
Забыть про боль! Все решат не мгновения, а их доли!
В полумраке что-то мельтешило. Он ударил, не целясь. Потом крест-накрест – второй очередью. Человек повалился головой вперед, слетела каска. Руки в кожаных перчатках свесились на лестничный пролет. Нет, не проведешь, бронежилеты у украинского спецназа качественные. Алексей хлестнул третьей очередью. Теперь у него уже было время прицелиться. Вот они, десять контрольных в голову! Пули вскрыли череп, кровь хлынула как из горшка, и Стригуну пришлось срочно отползать, чтобы не попасть под этот душ.
Топали парни. Кто-то лез в окно, кто-то воспользовался традиционным способом проникновения в здание. Мимо пробежал Семицкий, дал круг по второму этажу. Потом он помог Алексею подняться. Жутко болело разбитое колено, саднили ребра.
«А вот теперь твоя победа – Пиррова. Она равносильна поражению», – вяло подумал он и, прихрамывая, вышел на улицу.
Мороз уже не чувствовался. Снова закружился снег, налетел ветер. Подходили выжившие ополченцы, в оцепенении смотрели на мертвого Гуляева. Последним, держась за бок, приковылял Левин, белый как мел, с обожженными бровями.
– А ты-то как выжил? – спросил Архипов.
– Не знаю, мужики, – выдохнул боец. – Психология кота, наверное. В любой непонятной ситуации немедленно убегать под диван.
– Ребята, Кульчия принесите, – морщась от боли, прошептал Алексей. – Он мертвый, на лестнице лежит.
– Давайте без меня, хорошо? – жалобно простонал Левин, падая на землю.
– Тебе сегодня нельзя? Критические дни? – осведомился Бобрик.
– Вроде того. Не могу уже, мужики.
Впрочем, к бойцам вернулось самообладание, улучшилось самочувствие. Помогли морозный воздух и ветер за воротником. Убитых ополченцев они перенесли на площадь, к зданию администрации, положили рядом с товарищами.
И вовремя! Пленники, оставшиеся без «семи нянек», активно пытались развязаться. Скрутили их на совесть, по рукам и ногам, но чего не сделаешь ради свободы? Да и холод подгонял. Они катались по усыпанной мусором земле, помогали друг другу перетирать ремни огрызками застывшего цемента.
Майор Поперечный практически развязался, застонал от разочарования, когда появился Стригун, но отыскал в себе силы пошутить:
– Ты, капитан, прямо как понедельник. Никому на хрен не нужен, а приходишь.
Алексей ударил его кулаком в скулу. Майор откинул голову, выплюнул порцию кровяной массы. Обозленные товарищи накинулись на остальных. Бобрик схватил за шиворот сержанта Яковенко, принялся бить его по голове. Остальные пинали рядовых Лазаря и Смирнова. Те скорчились, закрывались от ударов. Алексей снова сжал кулак, но в последний момент что-то заставило его сдержаться.
Майор мстительно засмеялся, оскалив окровавленные зубы.
– Что, капитан, вас вроде меньше стало? Чертовски рад этому факту.
– Ваших тоже стало меньше, – парировал Алексей, схватил майора за грудки и встряхнул. – Что, семнадцать вас было, говоришь?
– Ага, говорил. – Майор продолжал смеяться, но уже натужно, без охоты – трудно ржать со сдавленным горлом. – Военная хитрость, сам понимаешь.
– Может, ты еще где-то бойцов заныкал?
– Может быть. Будь осторожнее, а то, не ровен час, подоспеют хлопцы!
Нет, они давно подоспели бы.
Ситуация была ясна, как разгорающийся день. Изначально было девятнадцать украинских спецназовцев против двенадцати бойцов непризнанной республики. Выжили четверо из первой партии и пятеро из второй. Избитые пленники корчились на голой земле. Семь тел лежали в ряд, прикрытые мешковиной, одеялами.
Алексей с трудом передвигался, болели ребра, разбитое колено. Его парни мялись на пронизывающем ветру, вопросительно таращились на командира, у которого в голове не было ни одной дельной мысли.
А день уже вступал в свои права. Начало десятого. Налетели хмурые тучи, повалил снег. Возвращаться в здание, набитое мертвецами?
– Все к крыльцу! – распорядился он. – Погибших оставить на пятаке, им уже без разницы. Время думать о живых. Занять оборону за сгоревшими БМД! Пленных – туда же. Прикрыть их чем-нибудь, чтобы не корчили из себя замерзающих.
Андрюху Левина, имеющего наработки по данному вопросу, он отправил на поиски транспорта. Вдруг в поселке еще что-нибудь завалялось? Левин проворчал, что «вдруг» становятся только мертвыми, но безропотно убыл.
Остальные обустраивались. Архипов притащил из здания несколько тумбочек, стал наваливать баррикаду. Часть мебели он пустил на дрова, и скоро напротив крыльца заполыхал веселый «пионерский» костер, дающий тепло. Семицкий бродил по зданию, занимался сбором трофеев. Мертвые украинские солдаты охотно делились с ним оружием и боеприпасами.
Алексей задумчиво вертел в руках сотовый телефон плененного майора. Игрушка неплохая, из последних моделей. В итоге он аккуратно положил мобильник на бетонное крыльцо и растоптал его.
Телефоны убитых изредка звонили. Поначалу люди вздрагивали, потом привыкли.
Бобрик перетаскивал пленных поближе к огню. При этом он бормотал, что осталось их только накормить деликатесами и положить спать в мягкую постель, желательно на пару метров под землю.
– Смотри-ка, этот ушлепок почти развязался! – воскликнул ополченец, обнаружив, что путы на запястьях рядового Лазаря ослабли.
Тот заволновался, заерзал, вдруг взревел и начал пинаться. Бобрик отшатнулся, едва не получив в промежность, а потом заломил рядовому руки и стал ожесточением бить.
– Хватит! – прикрикнул Алексей. – Свяжи его и оставь в покое.
– Я бы лучше прикончил, – проворчал ополченец и дал понюхать обозленному солдату увесистый кулак.
Нарисовался обескураженный Левин, развел руками. Есть «Волга» во вскрытом кем-то гараже. За пару дней ее даже можно починить, но далеко ли уедешь на этом корыте? Места хватит только живым.