Синдром войны
Шрифт:
Андрюха с тяжким вздохом полез за своим аппаратом – ох, уж этот двадцать первый век. При этом ему пришлось потревожить больную ногу. В его телефоне тоже не было сети. Становилось совсем невесело.
– Ну мы и попали, блин! – расстроенно пробормотал Левин.
– Держи, доходяга. – Алексей вынул из аптечки упаковку бинта, единственный шприц-тюбик с промедолом, жгут для перетяжки и бросил Лазарю.
Тот дернулся, чтобы поймать, застонал от боли. Поперечный со Смирновым перехватили подачку и принялись стаскивать со
Толку от этих перевязок фактически не было. Обрабатывать раны следовало в подходящей обстановке и нормальными инструментами. Лучше всего это делать в медицинском учреждении.
– Да лежи ты, не дергайся! – шипел Смирнов, пытаясь отодрать от плеча товарища ткань, прилипшую к ране.
Лазарь извивался и почти взлетал. Поперечный бинтовал его. Часть рукава пришлось разорвать. Руки у майора были хоть и холеными, но сильными. Лазарь откинул голову. Грудь раненого вздымалась, пот облепил неказистое детское лицо.
– А теперь признавайтесь, кто из вас застрелил Семицкого? – Алексей привстал, взял автомат на изготовку.
– Кого?.. – презрительно протянул Смирнов.
– В вертолете, – напомнил Алексей. – Из «калаша».
– Я, – заявил Смирнов.
– Это не ты. Заткнись.
Поперечный угрюмо смотрел на ствол, нацеленный ему в живот. Подобие страха промелькнуло в глазах майора, но он сумел его спрятать под желчной ухмылкой.
Лазарь почувствовал очередной виток напряженности, приподнялся и сказал:
– Это я его…
– Брешет сосунок! – Левин презрительно фыркнул. – Опять в герои лезет недоросль. Офицер Коляшу кончил, я же видел. – Он брезгливо показал на майора. – Когда вертолет упал, он возиться начал, развязался, а у Николая шок был, он и не заметил, как «калаш» уплыл.
Молчание затягивалось. Алексей поднял автомат, просунул палец в спусковую скобу. Он ненавидел эти ясные серые глаза, смотрящие с презрением и немного со страхом, мог без лишних моральных усилий нажать на спусковой крючок и с удовольствием проигнорировал бы даже приказ о захвате языка.
– Стрелять будешь, капитан? – Поперечный криво ухмыльнулся, как-то подобрался, выпрямил спину.
– Нет, похвалю, майор.
– Давай, дерзай. Обсудим последний раз вопросы наших двусторонних отношений. Не трусь, капитан, правильно сделаешь, иначе я сам тебя пристрелю при первой же возможности. Или горло тебе перегрызу вот этими самыми зубами. – Майор оскалился, продемонстрировав вполне целые и даже отбеленные зубы. – А что ты хотел, капитан? Чтобы я твоему бойцу серенаду спел? Ты и твои люди – мои враги. Я буду вас уничтожать, где бы вы ни находились.
Напрягся палец на спусковом крючке. У майора побелели скулы.
Беспокойно шевельнулся Андрюха Левин.
– Послушай, Леха, я все понимаю и в целом приветствую очищение планеты от скверны. Но где мы другого офицера найдем в этой бескрайней пустыне? А от пары этих шибздиков вообще никакого толку.
– Да вам и от меня никакого толку, – хрипло проговорил майор. – Родиной не торгую, знаешь ли, капитан. Что, подонок, забыл, в какую сторону спусковой крючок давить? Показать?
– Ну и герой! Смотри, Леха, как он заспешил на тот свет. Уважь его, если он так просит. – Андрюха укоризненно покачал головой, и Алексею стало смешно.
Майор опять начал его оскорблять, и теперь уже Смирнов с опаской смотрел на начальство. Не пристрелят ли за компанию? Ситуация накалялась.
Взрыв прогремел очень кстати! Оглушительный, внезапный! Грохнули топливные баки, и разбившаяся винтокрылая машина превратилась в факел. Люди повернулись, застыли, впечатленные зрелищем. Горело жадно, энергично, с выбросом мощных клубов дыма. Такое впечатление, что горела даже сталь. Это продолжалось не меньше минуты. Вряд ли после такого светопреставления внутри осталось что-то целое. Пламя пошло на убыль, но объем дыма многократно возрос. Он уплотнился, окутал окрестности.
– Охренеть! – потрясенно пробормотал Левин.
– Что это? – жалобно пробормотал Лазарь, который в эту минуту был похож на жалкого неоперившегося птенца.
– Неотъемлемая часть окружающего мира, сынок. – Майор злорадно усмехнулся и с вызовом глянул на Алексея. – А что, капитан, скажи, удобно? Хоронить никого не надо. Разве разберешь, чьи там косточки? Все едино, как в братской могиле.
Алексей успел среагировать, отшатнулся, вскинул автомат. Смирнов уже пригнулся, чтобы броситься на него. Рядовой заскрипел зубами, плюхнулся обратно на бугор.
– Что, господа, получили всплеск энергии, заряд бодрости на весь день и желание творить? – прорычал Алексей, вставая на расставленные ноги. – Сели все на склон, морды вниз, руки в замок за головой! Я неясно сказал? – Он надавил на спусковой крючок, и очередь пропорола край борозды.
Пленные неохотно повиновались, одаривая капитана уничтожающими взглядами.
– Левин, не спи, держи их на прицеле, – буркнул Алексей. – Чего расселся тут как в Овальном кабинете?
Андрюха пристроил автомат под мышку и обнял рукоятку.
– Кстати, насчет Овального кабинета, Леха. Анекдот. Ты знаешь, что америкосы после долгих селекционных испытаний вывели две новые породы человекоподобных существ: «хохлоп европейский» и «хохлуй американский»? Будут ими постепенно заменять население Украины.
– Рот закрой, прихвостень москальский, – прошипел Лазарь. – Чья бы свинья хрюкала. Прогнулись под свою Москву – тряпки, уголовники!
– Милый, да я с Краснодона, – через боль проговорил Андрюха. – Всю жизнь пашу, сначала мамку с папкой кормил, потом жену, пока она, дура, со мной не развелась. В России, веришь, ни разу не был. Просто ненавижу вас, упырей, западенцев, бандеру недобитую, и буду мочить, пока живу.