Синдром войны
Шрифт:
Андрюха Левин с мученическим видом тащился позади компании и стонал:
– Поскорей бы!.. Неужели я никогда не умру?
От чужой помощи он отказался, в качестве костыля приспособил толстую ветку, раздвоенную с одного конца, и к моменту, когда компания добралась до поселка, научился с ней справляться почти виртуозно.
– Умеешь ты себя мотивировать, – похвалил его Алексей.
Свежий снег накрыл Белозань белым саваном. Черные руины контрастно выделялись на этом фоне. Алексей видел такое уже не раз, но поселок действительно производил удручающее впечатление. Словно кто-то затаился за прокопченными стенами, во взорванных погребах, за подстанцией, в стене которой снаряд проделал живописную звездообразную дыру. Будто кто-то следил за людьми, провожал угрюмыми взглядами. На самом деле никого там не было, но иллюзия мистического присутствия оказалась потрясающей. Архипов, прибывший с разведки, сполна ее почувствовал.
«Похоже, людей здесь погибло не счесть, – возникла неприятная мысль у командира. – Маются души убиенных, не находят себе пристанища».
Проезжую часть по понятным причинам никто не чистил. Снега выпало по пояс. Архипов вырвался вперед, двигался по уже протоптанной тропинке. Остальные ковыляли следом.
– Хорошо идем. Как немцы под Москвой, – пробурчал Левин.
Ближе к центру села местность пошла на повышение, снега стало меньше. На отдельных участках даже просвечивала голая земля. Алексей поскользнулся на корке льда, и неугомонных пленников опять потянуло на подвиги!
Смирнов, ковылявший перед Стригуном, как-то уловил это движение, упал на снег и выбросил ногу. Удар пришелся чуть выше больной коленки, иначе капитан лишился бы сознания. Но от боли у Алексея перехватило дыхание. Смирнов подлетел, схватился за ствол автомата и с победным хрюканьем стал его выкручивать.
Архипов впереди увяз в снегу, долго запрягал. Когда он опомнился, ему пришлось вступать в спарринг с недремлющим майором, которому тоже срочно понадобился автомат!
Все это было дико, смешно, неуклюже. Смертельно уставшие люди бросались друг на друга словно в замедленной съемке, топтались, бодались, пытались наносить удары. Срывалось дыхание, кашель рвался из легких.
Лазарь вдруг сошел с тропы и побрел куда-то вбок, придерживая раненую руку. Видно, в голове у него что-то сдвинулось.
«Сражение», по счастью, продолжалось недолго. Андрюха Левин рухнул на здоровое колено и метнул свой самопальный костыль Смирнову в голову. Боец непобедимой украинской армии рухнул в снег.
Справиться вдвоем с разбушевавшимся майором не составило труда. Алексей оттащил его за шиворот от Архипова, надавал тумаков.
– Что же вы, господа хорошие? – возмутился Стригун. – Мы не стали вас связывать, пошли навстречу, создали вам максимально благоприятные условия…
Лазарь далеко не ушел, провалился в канаву, заваленную снегом, беспомощно в ней барахтался, чуть не плакал.
– Сюда иди! – рявкнул Архипов, которому очень не хотелось уходить с тропы, да и майор, стонущий под ногами, нуждался в опеке.
Но Лазарь не собирался слушаться, рвался к палисаднику, увязал еще глубже. Архипов выстрелил, и Лазарь забился словно раненая горлица. Вторая пуля вздыбила снег под его рукой.
– Сюда иди, фашист юный, – мрачно повторил Архипов.
– Сам ты фашист! – взвился боец. – Не пойду никуда! Стреляйте, сволочи!
Детский сад с барабаном. Как баба – проще умереть, чем признать свою неправоту!
Ополченцы с раздражением смотрели, как обезумевший боец пытался вырваться из снежного плена.
– Ей-богу, как блондинка на парковке, – проворчал Архипов.
Алексею это надоело. Ругаясь сквозь зубы, он побрел к канаве, схватил рядового за хлястик и поволок как забуксовавший автомобиль.
Больше ополченцы с пленными не церемонились. Сами виноваты! Их толкали прикладами, гнали словно скот.
От здания полуразрушенной управы Архипов повел людей в переулок, где ветром вымело почти весь снег. Потом была замусоренная площадка на задворках управы, ржавые остовы автомобилей, кирпично-металлический гараж с бетонной пристройкой, возможно, бывший склад.
Над пристройкой висел массивный козырек. Дощатая дверь ходила ходуном под порывами ветра. Снег наметался внутрь. Дверь на этой стороне сразу уводила в подвал.
Архипов первым спустился по крутым бетонным ступеням, принял пленников. Алексей контролировал их сверху. Укропы шли неохотно, огрызались. В арьергарде приплясывал на своем костыле окоченевший Левин.
В голове командира уже несколько раз появлялась злая мысль. Зачем тащить с собой такую ораву? Можно было бы ограничиться одним майором!
Спуск был не очень долгим – ступеней пятнадцать. Силовиков загнали в угол, заставили лечь на холодный пол, после этого стали с любопытством осматриваться.
В принципе все было неплохо. Подвальное помещение оказалось замкнутым, вытянутым, площадью около тридцати квадратных метров. Стены частично в бетоне, где-то обиты деревом. Под высоким потолком, украшенным бурыми разводами, располагались два зарешеченных оконца, из которых поступал неяркий свет. В дневное время необходимости в фонарях не было.
В центре подвала стояла допотопная буржуйка с выводом трубы в потолок, рядом пара ведер с углем, кочерга. Под окном две железные солдатские кровати, заваленные ворохами пыльных одеял. В противоположном углу имелся закуток, из которого выглядывали скрученные матрасы. Там хранился дворницкий инструментарий, стояло несколько коробок, укрытых телогрейками, облезлая табуретка, громоздились ворохи обмусоленных веревок.
– Жить можно, – добродушно проворчал Архипов и вопросительно уставился на командира, ожидая подтверждения.
– Можно, – согласился Алексей. – Если не замечать, что этот подвал – конкретная западня. В окна не выйти. Если накроют, то все. Нас навестит хорошо упитанная полярная лисичка.
– На двери щеколда, – заявил Архипов. – Не пустим чужих. Скоро снег заметет следы. Нет тут никаких чужих, все свои. – Он глумливо уставился на пленников, ворочающихся в углу, подмигнул Алексею. – Как кровати будем делить, командир?
– Разберемся, – сказал тот и предпринял еще одну попытку дозвониться до базы.