Синдром войны
Шрифт:
– Лампочек на всех не хватит, – проворчал Поперечный и отвернулся.
Да, лампочек действительно больше не было. Но пленные молчали, только дышали злобой.
Вертолет тряхнуло, повело куда-то в сторону. Спина первого пилота оставалась неподвижной. Второй начал тыкать в какие-то кнопочки.
– Хорошо, что лететь всего двадцать минут, – неуверенно проговорил Архипов.
Лучше бы он промолчал! У пассажиров снова возникло головокружительное ощущение, будто вертолет попал в шторм. Пилот, похоже, решил прижаться к земле, изменил тангаж. Хвост
Свалился железный ящик, вскрикнул Архипов, получивший по коленке. Снова стали расползаться, мешаться под ногами тела погибших. Левый борт приподнялся относительно правого. Все, что там было, включая живых и мертвых, поволоклось вниз.
– Блин, извозчик, ты что, дрова везешь?! – не сдержался Семицкий.
– Но и не хрусталь, – как-то сдавленно отозвался Муромцев.
Неприятные предчувствия хлынули в души людей. Машина снова завибрировала, затряслась. Заныла лопатка командира, ужаленная выступом иллюминатора.
Алексей заметил, как внезапно посинел Лазарь. Чертова лампочка! Такое ощущение, что солдатик сейчас лопнет. Он отчаянно дышал через нос, весь надулся, глаза готовы были вывалиться из орбит. Да и черт с ним, это же враг! Но нет, он так не смог.
Ругнувшись про себя, Стригун сполз на пол, перевернул солдата, схватил за шиворот, оторвал от пола и что было силы врезал под загривок. Лазарь издал странный звук, похожий на выстрел. Лампочка вылетела из его рта словно пробка из бутылки с шампанским! Черт его побери!
Алексей швырнул солдата на пол. Лазарь стонал, обливался рвотой, кашлял как туберкулезник. Командир перехватил смущенный взгляд Левина. Мол, подумаешь, и так бы не помер.
– Капитан, напряжение падает! – Голос второго пилота дрогнул. – Винты не обогреваются! Генератор сдыхает.
– Нормально!.. – Бобрик выдохнул и уставился на Алексея распахнутыми глазами. – Что, командир, перетерпим?
– Легко. – Стригун натянуто рассмеялся. – Мужики, расслабьтесь, ситуация штатная. Еще минут десять позора…
– Фигня. – Левин нервно осклабился. – До конца жизни все равно не помрем!
– Командир, обороты винта! – крикнул второй пилот. – Автопилот не работает, навигация глючит, падает давление в гидросистеме. Сильный боковой ветер. Командир, мы сбиваемся с курса, нас сносит на север! – В голосе второго пилота звенели истерические нотки.
Муромцев молчал. Похоже, машина перестала слушаться руля. Ее носило то влево, то вправо, хвостовая часть с рулевым винтом совершала угрожающие колебания.
Второй пилот продолжал озвучивать неутешительную информацию:
– Нас отнесло от курса уже на десять верст… на двадцать! Летим над местностью, о которой ничего не знаем! Двигатель глохнет! Неисправна вспомогательная силовая установка!
– Ничего, – пробормотал Семицкий, натужно улыбаясь. – Дотянем на одном двигателе.
Вертолет давно и безнадежно сбился с курса. Его трепало со страшной силой.
– Нужно садиться! – поставил в известность пассажиров командир судна. – Куда лететь? Не в Африку же! Дай бог приземлиться!
Но и сесть оказалось не просто. Муромцеву пока еще удавалось манипулировать углом тангажа – между продольной осью вертолета и горизонтом. Но управление постоянно сбивалось, хвостовая часть то опускалась, то задиралась. Двигатель работал с перебоями, прямо как сердце, страдающее запущенной аритмией. Вдруг он закашлял и замолчал! Возникло ощущение, что вертолет на несколько мгновений застыл в воздухе.
Озарились землистые, перекошенные лица ополченцев, сообразивших, что назревает весьма интересное положение. Злые, как у гадюки, глаза майора Поперечного, заходящийся в кашле Лазарь, помертвевший Яковенко, изумление на мясистой физиономии Смирнова.
А потом случилось совсем страшное. Вертолет рвануло, куда-то бросило и вдруг завертело вокруг вертикальной оси! Элементарно просто. Оледенение заклинило колено вала, который через редуктор в хвостовой части передавал вращение на вспомогательный винт. Стабилизирующего воздействия больше не было, теперь работал лишь один несущий винт. Вертолет завертелся, накренился, его понесло к земле!
Взревели люди. Алексей почувствовал, как желудок вываливается из горла.
– Товарищи, спокойно! – гаркнул Муромцев. – Двигатель отказал, но включается режим авторотации! Будет жестко, но мы сядем, держитесь!
При режиме авторотации, когда не работает двигатель, лопасти раскручиваются набегающим потоком воздуха. Это тормозит падение. В какой-то момент у всех действительно возникло ощущение, что вертолет опускается не очень быстро. Но вот его снова рвануло, он начал выделывать в воздухе кренделя! Пилот работал рычагом тангажа, чтобы уравнять подъемную силу с силой тяжести. От этого, видимо, и отказал двигатель. «Ми-8» несся к земле.
В салоне творился какой-то ад. Кружились в жестком хороводе живые, мертвые. Орали луженые глотки. Стригун вцепился в ржавую ручку, приваренную к борту, припал к иллюминатору. Сквозь замороженное стекло просматривался безрадостный пейзаж. Заснеженное поле с глубокими бороздами, голый кустарник, островок леса. Земля стремительно приближалась. Камнем вертолет не падал, как-то умудрялся совершать поступательное движение.
– Мужики, держитесь! – Алексей не узнал свой голос.
Ломая шасси, звеня разбитыми стеклами кабины, вертолет упал на поле и зарылся в борозду. Переломилась хвостовая опора вместе со стабилизирующим винтом. Последнее, что запомнил командир, – оторвавшаяся ржавая ручка, электрический щиток, летящий в лоб.
– Алексей, подъем, проспишь все самое интересное, – услышал Стригун настойчивый голос.
Кто-то тряс его, как выстиранную простыню. Алексей подпрыгнул – мерзлая земля не самое комфортное ложе. Голова трещала от дикой боли, он со стоном рухнул обратно. Похоже, встреча его макушки с электрощитком прошла успешно. Клык затвора автомата впился в лопатку, не давал вторично лишиться сознания.