Синяя звезда
Шрифт:
Первый, нарушив все правила печения, не дав ему постоять и отдышаться, взвалила на Романа, отправив его к столу. Радостный вопль заждавшихся мужиков потряс засыпающие окрестности. Черт меня дернул возиться, горестно подумала я, сидела бы смирно, выпили бы они свою водку и так, под соленый огурец. Или я для Романа старалась? Выпендриться захотелось, в таких-то диких условиях…
Ладно, чего уж теперь прибедняться, скоро все закончится. Капитан Гена прибежал за мной и утащил за стол, несмотря на мое яростное сопротивление. Как оказалось, мужики обо мне позаботились, купив
– Оля, да ты колдунья! Первый раз на моем судне пекутся пироги, еще и удачные. Я уж, грешным делом, подумал, чем бы дитя не тешилось, какой пирог может испечь городская дамочка, да еще и в таком неприспособленном месте?
– Ты волшебница, – нежно просипел тощий боцман, которого тоже звали Геной, классически окосевший после первого же стопаря. – Ты самая лучшая…
– Помните, Оля, что я вам говорил по дороге? – засмеялся Роман. – Видите, я не одинок в своем мнении, следовательно, я прав.
– Ладно, ребята, думайте, что хотите, – я выбралась из-за стола, – а мне пора на кухню, посмотреть, что там со следующим творится?
Как оказалось, поторопилась, минут десять пирогу еще следовало посидеть в духовке. Я закурила, глядя в почти полную темноту, свалившуюся на мир. На небе уже появились звезды, но свет из дверей кают-компании мешал увидеть их как следует. Ничего, подумала я, еще разгляжу, будет у меня время полюбоваться вами как следует.
За столом второй пирог уже не вызвал прежнего восторга, то есть восторг был, но его интенсивность заметно ослабела. Боцман Гена уже ничего не соображал, только регулярно вздыхал, глядя на меня мутными влюбленными глазами:
– Ты самая лучшая…
Юрик, которому, по моим наблюдениям, становилось хорошо от одного лишь запаха спиртного, перестал выглядеть букой, заулыбался и расцвел. Тихий Коля остался таким же тихим, а капитану, похоже, нужно было не меньше половины ведра, чтобы дойти до кондиции. Мужики расслабились, их речь свободно текла, не сдерживаемая приличиями и присутствием городской дамочки. Им было хорошо в своей привычной, теплой, крепко спитой компании. Я им на фиг уже не требовалась, поэтому внимательно посмотрела на Романа.
– Не пора, Рома, собачку выгуливать?
Он, как мне показалось, не без удовольствия оставил общество собратьев по полу. Выбравшись наружу, сходил в каюту, принес себе сапоги и ватник, а мне – раздобытую неизвестно где меховую куртку. Потом забрался наверх, стащил с надстройки несчастного кобеля, ухватив его поперек пуза. Впрочем, кобель не производил впечатления обиженного судьбой. Он радостно скакал и вертелся, изо всех сил размахивая хвостом и пытаясь облизать не только хозяина, которому по определению приходилось страдать, но и меня заодно.
– Наконец-то, я уже еле терплю, – сквозь зубы процедил он.
Предосторожность не сработала, ибо в этот самый момент к нам причалил жизнерадостный Юрик. Он остолбенел, прислушался к себе, потом подозрительно осведомился:
– Ром-ма! Я уже доп-пился до зеленых чертей?
– Где ты их увидел? – засмеялся Роман, натягивая бродни.
– Ф-форд что-то сказал? Или мне померещилось?
– Не померещилось, а послышалось, – фыркнул Роман, подтягивая кобеля поближе к себе, потому что тот уже начал порыкивать на Юрика.
– А в-вы куд-да?
– С собакой гулять, – спокойно ответил Роман.
– Я с вам-ми? – неуверенно попросился Юрик.
– Иди лучше к мужикам, – приказал Роман.
– К-как ск-кажешь! – Юрик отдал ему честь, развернулся и, покачиваясь, побрел, куда велели.
Мы отправились на корму, Роман сунул мне в руки поводок, я погладила пса.
– Молчи пока!
Пес рявкнул напоследок и заткнулся, сосредоточенно наблюдая за хозяином. Роман подтянул лодку, болтавшуюся за кормой, к борту. Кобель пролез под поручнем и лихо сиганул вниз. Мне пришлось осторожно перелезать через поручень, выворачивая ступню, аккуратно становиться на узкий борт. Только после этих манипуляций я смогла рухнуть в лодку. Роман отвязал трос, оттолкнулся от борта и начал возиться с мотором.
Лодку отнесло от судна, непроглядная тьма безжалостно проглотила нас со всеми потрохами, и единственное, что осталось существовать в этом мире, кроме наших ощущений – дверь в кают-компанию. Ее желтая щель в полном мраке казалась приоткрытой дверью в иной мир, впрочем, ничем иным она и не была. Я потеряла ориентацию в пространстве и перестала соображать, где берег, в какой стороне. Роман же, видимо, точно знал, где он, потому что, наконец, раза три подряд сосредоточенно дернув веревку, победил мотор, и, решительно повернув руль, направил куда-то нос лодки. Довольно быстро я убедилась в своих подозрениях, потому что мы на полном ходу врезались в прибрежный песок.
Едва Роман сбросил газ, как кобель пулей вылетел на берег, резво проплюхав в полной тьме по воде. Еще некоторое время было слышно, как он цокает когтями по галечному пляжу, но вскоре наступила глубокая, не оскверняемая ни звуком, ни шорохом тишина. Я боялась пошевелиться, мне казалось, что тишину такой силы и мощи нельзя ничем нарушать. Звезды, чистые и ясные, висели прямо над головой, вызывая тоску, которую ничем нельзя было утолить. Мне безумно хотелось туда, к ним, но это непостижимо дурацкое желание было совершенным в своей неисполнимости. Осознавая всю глупость своей страсти, я, тем не менее, всю жизнь не могла, не желала смириться с невозможностью встречи со звездами.
Я глядела вверх, впитывая в себя холодную красоту их света, пока у меня намертво не затекла шея. Поворочав ею, обнаружила, что глаза привыкли к темноте и могут разглядеть сосновый бор на берегу, как черное пятно на звездном фоне. Оторвавшись от тоскливого созерцания неба, я вспомнила, что не одна в лодке. Едва заметный на фоне освещаемой только звездами воды контур Романа на корме… похоже, тоже смотрит наверх. Интересно, а что он думает про звездное небо? Спросить? Страшно нарушить его сосредоточенность и звенящую тишину вокруг…