Синяя звезда
Шрифт:
– Что это вы, Рома, на меня так странно смотрите?
– Пытаюсь понять, что обозначает выражение вашего лица. Оно такое… я бы сказал, вдохновенно-недовольное. Чего вам хочется, Оля, кроме как улететь?
Я вздохнула, открыла рот и внезапно поняла, что голос напряженно дрожит от сдерживаемых рыданий:
– Ох, Рома, простите, мне только что пришла в голову мысль, от которой мне хочется реветь во весь голос. Представьте себе, вот у меня вдруг появились крылья. И что? Куда мне на них лететь? Везде одно и тоже…
– Да уж, –
– Наверное, отправился к своим собратьям в какую-нибудь эльфовую страну, где ему хорошо, – на меня навалилось безразличие, почти опустошенность.
– Когда мы с вами встретились, вы казались уравновешенной и вполне довольной окружающим женщиной, – голос Романа напоминал голос взрослого, пытающегося утешить плачущего взахлеб младенца, – только сонливой чересчур. А сейчас вы вполне можете сойти за иллюстрацию к разделу о депрессиях в учебнике психиатрии. Неужели пыльца с крыльев счастливого эльфа так на вас подействовала? Что-то я в это не могу поверить, ведь она исполняет желания? Помнится, вы хотели стать счастливой, Оля?
– И сейчас хочу, – вздохнула я. – Только не знаю, как и где я могу быть счастливой. Моя прежняя жизнь, в которой я до сих пор жила в согласии с самой собой, сломалась. И теперь мне кажется, что я заблудилась в самой себе. Куда идти, если внутри темнота и больше никаких ориентиров? Где свет, который поможет мне выйти? Ничего не понимаю!
– Может быть, вы как раз в начале пути к счастью? – в голосе Романа послышалась печальная улыбка.
– Я этого не чувствую, – почти сердито откликнулась я.
– Вы меня поражаете, Оля, своим нежеланием смиряться с происходящим. Кругом вас творятся разнообразные чудеса, а вы отказываетесь их воспринимать. Мне кажется, что они – знаки ожидающего вас впереди, может быть, и счастья, разве нет? Можно, я вас обниму?
Не дожидаясь моего согласия, он обнял меня за плечи и прижал к себе. Я вяло поинтересовалась:
– Вы вроде грозились не приставать ко мне? Или это тоже знак ожидающего меня счастья?
Роман рассмеялся, он хохотал и хохотал, не в силах остановиться, наконец, с трудом выговорил:
– Мне помнится, что тогда я обещал всего лишь не начинать немедленно приставать к вам. Дальнейшее мы не обсуждали. Если вам не нравится, Оля, вы так и скажите. Почему-то во всем остальном вы человек прямой и сразу способны внятно объяснить, чего вам хочется или не хочется.
Но я не собиралась ему ничего объяснять, ни внятно, ни невнятно. Мне стало тепло и хорошо, из души моментально испарилась тоска, из головы улетучились не только гадкие соображения, там вообще ни одной мысли не осталось. Блин, неужели вся моя тоска заключалась в отсутствии мужских объятий? Да уж, примитивизм человеческого устройства поистине поразителен. Или? Или… а вдруг? Вдруг… Сердце заколотилось, вспомнив про свою недостающую половину, судорожно сжалось от сладких предчувствий.
Я вздрогнула, Роман прижал меня к себе еще крепче.
– Вы замерзли, Оля? Слушайте, вам не кажется, что обниматься на вы по меньшей мере глуповато, особенно в нашем возрасте? А?
– А на ты придется целоваться?
– Придется? – Роман покачал головой. – Вы чего боитесь, Оля? Я вроде не похож на коварного искусителя. Можете на всякий случай пощупать мою голову, ей-богу, когда я расчесывался в последний раз, там не было рогов. Посмотрите сами, может, вас это успокоит.
Я рассмеялась, подняла руку к его голове и пошарила рукой по макушке. Ох, я так удачно подставилась… естественно, никаких рогов на его черепе не обнаружилось. Но где-то внутри у него было не без чертовщины, потому что… Потому что он осторожно поцеловал меня, и я пропала. Какая, к черту, разница, половина или нет, если мне так хорошо с ним. И не нужно мне никаких крыльев, и не будет их у меня, а будет крепкая цепь, с которой я не смогу сорваться, цепь с ошейником. Заглотила таки червяка, дурочка!
В просвет облаков внезапно выглянула луна, как будто ей было интересно происходящее. Я легко оттолкнула Романа от себя, потому что меня разобрал жуткий смех, а хохотать в тесных объятьях было неудобно. Он с недоумением спросил:
– Оля, вы…
– Ты! – сквозь хохот выдавила я из себя.
– Вот как? Хм, – он улыбнулся, – можно мне поинтересоваться, что тебя так насмешило?
– Рома, мне трудно объяснить вам…
– Тебе, – в тон отозвался он. – И все же, попробуй мне объяснить.
– Трудно, – попыталась отпереться я. – Такая каша в голове.
– Мы с такой легкостью разговариваем на обыденные темы, – с горечью заметил Роман, – но старательно скрываем от других свой таинственный внутренний мир, набитый чудесами под завязку.
– Вот уж мою кашу из мыслей и чувств никак нельзя считать чудесами, – еле переведя дыхание, простонала я.
Неожиданно резкий порыв ветра бросился на нас, несмотря на полную неподвижность воздуха. Роман снова притянул меня к себе.
– Пойдем на корму? Там вроде потише…
На корме было не потише, а совсем тихо, потому что тихо стало везде. Порыв ветра ударил нас и скрылся, как будто пролетая мимо, задел нас холодным крылом, да и отправился по своим делам дальше. Мы сели на скамью, Роман обнял меня и попросил:
– Ну, объясни мне, пожалуйста, что тебя так рассмешило?
И тут по нам снова врезало холодным ветром сзади, его порыв был настолько мощным, что я оглянулась в его сторону, от ужаса подпрыгнула, кинувшись обратно, но налетела на стену надстройки, и так и влипла в нее. Роман, нахмурившись, встал и повернулся. Его реакция оказалась более сдержанной. Он покачал головой и спросил голого мужика, сидящего в лодке, болтающейся на привязи за кормой, отлично видимого в синем свете луны: