Сказ про Игната-Хитрого Солдата
Шрифт:
– Мы - про тебя молчок, - проговорил Игнат, - а ты - Спирьку в бочок! Подати мужицкие я Спирьке-Чёрту сдавать должен?
– Ему, ему, - внимательно уставившись на Игната, кивнул головой поп. Он от всех княжеских амбаров ключи хранит.
– Пусть он мне подпишет бумагу, что я ему всё до единого зёрнышка сдал - и по рукам!
– предложил Игнат.
– Охо-хо, грехи наши тяжки, - весело, нараспев произнёс Парамон.
– Со злодеем Спирькой такую учинить потеху - дело святое. Подпишет он бумагу, подпишет!
– довольно ухмыляясь, потёр ладошки поп.
–
– Как - неучёный?
– удивился Игнат.
– Грамоты не разумеет?
– Хе-хе, Игнатик, за то меня брат мой Спиридон и ненавидит люто, что я-то грамоте обучен, а он нет. Скрывает он свою неучь. Ни читать, ни писать не может, лишь подпись ставить умеет. Уразумел, к чему клоню? Ох, возьму я его за глотку, повертится он у меня! Узнает, где раки зимуют!.. Ты, Игнатик, мне вот что скажи: кого ты приспособил ангела изображать? Кто у тебя в белом на крыльце стоял?
– Стёпка, деда Данилы внучка. Лицо ей мукой забелили, в холстину завернули... Чем не ангел?
– Ох-хо-хо, голь на выдумки хитра.
– Парамон почмокал, пожевал губами, спросил: - А голос-грохот ты как изобразил?
– Из берёсты трубу свернул да из-под крыльца и голосил, - объяснил Игнат.
– Молнию с громом и того проще: Демид короб маленький с порохом поджёг. А голова у Стёпки светилась - приметил? То на мою шапку солдатскую светляков натыкали. Будто звёзды мигали! Вот и все чудеса.
– В голове у меня туман был, - вздохнул Парамон, - а то бы не ты, а я над тобой, Игнатик, смеялся... Ну, ежели б я согласился на небесное житьё, а? Что бы ты тогда со своей комедией делал?
– Попал бы ты тогда в лесную яму, - спокойно сказал Игнат, - жил бы там. А все бы говорили: попа на небеса забрали. И никто б тебя искать не стал.
– Охо-хо!
– поёжился Парамон.
– В яме-то чего хочешь подпишешь, на что хочешь согласишься...
– А если бы согласился, то мы бы тебя снова на землю вернули.
– Игнат встал с сундука.
– Ну, будет языки чесать: обувай вторую ногу, идём к Спирьке. Завтра срок кончается - третий день. Нужно князю отчёт давать.
– Не торопись.
– Поп надел второй сапог, крикнул: - Аринка! Засвети лучину! Проводи нас!
Из опочивальни по тёмному переходу перешли в другую половину дома.
В угловой комнате, заставленной сундуками, воздух был пыльный и тёплый. Аринка поставила светец с потрескивавшей лучиной на широкий дубовый стол, рядом с чернильницей и пучком гусиных перьев.
Поп придвинул к себе расписку, которую дал ему Игнат, умакнул перо и, брызгая чернилами, царапая бумагу, расписался.
– Уразумел, Игнатик, зачем я имя своё тут же поставил?..
– спросил Парамон.
– Я - свидетель того, что ты подати сдал Спирьке. Число, подпись... Хе-хе-хе!
– вдруг захихикал Парамон и потянулся пальцами к своему лбу.
– Когда у Спирьки амбары окажутся пустыми, князь его на правёж потребует. И меня позовут. "Видел?" - спросит князь. "Видел", - отвечу. "А где же добро?" - опять спросит князь.
– "А я почём знаю?
– подделываясь
– Кто хранил, с того и спрашивай!"
– Истинно, Игнатик, истинно.
– Парамон аккуратно разгладил расписку. Все люди братья... А сам-то ты что ж не расписываешься? Дескать, недоимки за село сдал - имя своё ставь!
Игнат расписался чётко, без единого "уса", перо ни разу не брызнуло, не сорвалось.
– Меня сам царь Пётр Алексеевич грамоте учил, - гордо сказал Игнат. Приехал к нам в полк, узнал, что мы неучи, да как принялся нас ругать. И тут же первые буквы показал. А потом тех солдат, кто к грамоте способен оказался, ещё два раза приезжал проверять.
... Стёпку послали к дому Спирьки, чтобы она разузнала - не позвали ли Чёрта к Стоеросову?
– У князя!
– запыхавшись, сообщила Стёпка.
Игнат и поп Парамон пошли к усадьбе. Игнат нёс завёрнутые в тряпицу чернильницу и перо.
Стеклянные окна княжеского дома сверкали во тьме, как большие светляки. Они светили то ярче, то слабее - металось пламя свечей, мелькали тени слуг.
– Что я ни скажу, ты молчи да головой кивай, разумеешь?
– сказал Парамон Игнату.
– Хе-хе-хе, попадётся Спирька в мои руки, уж я потешусь... братец мой всю жизнь мечтает клад сыскать. Вот на этот крючок я его и выужу!..
... В высоких сводчатых хоромах князя было прохладно. Толстые дубовые стены не могло прогреть даже летнее солнце.
Безбровое лицо Спирьки не выразило ни удивления, ни любопытства при виде Игната и Парамона.
– Спелись уже?
– прохрипел он.
– Два сапога пара, и оба с левой ноги!
Немигающие глаза Чёрта загорелись злобой:
– Сказывайте, зачем пришли, а то меня князь-батюшка ждёт.
– Ты, братик, ведаешь, кладов в Заболотье у нас много. Вот и нам с Игнатиком повезло, - тихо сказал Парамон и огляделся осторожно: не подслушивает ли кто.
– Клад нашли, самоцветы...
– он запустил руку под рясу и вытащил пригоршню камней.
Спирькины руки сами потянулись к камням, как железо к магниту, но поп сноровисто спрятал самоцветы под рясу.
– А сюда-то... ко мне чего пришли?
– волнуясь, спросил Спирька.
"Заглотал крючок, как жадный окунишка!
– подумал Игнат.
– Теперь Парамон его вокруг пальца обведёт..."
– Да вот незадача - на твоей землице клад лежит, - вздохнул Парамон.
– Значит, мой!
– выкрикнул Спирька.
– А тебе, брат, и солдатику поклон низкий!
– Жадность да важность - делу помеха, - сказал Игнат.
Парамон недовольно покосился на солдата.
– Брат-то мой, Спиридон, на своей земле сколько лет прожил, а и одного самоцвета не нашёл. Хотя многие находили. Ежели с нами он в долю нынче не войдёт, то опять без клада останется. А мы ночами к себе всё перетаскаем.
Спирька заволновался: кто его знает, а вдруг и вправду не найдёшь без них клада на своей землице? Ведь вот он, только руку протянуть! Змеиные глазки Чёрта буравили Игната и Парамона.
– Ну, что от меня надобно?
– спросил он.