Сказ про Игната-Хитрого Солдата
Шрифт:
Здесь, на крутом берегу, провожающие обычно прощались с отъезжающими, и долго ещё, пока всадник или повозка не скрывались из виду, махали платками и шапками.
Поп Парамон и Спирька вылезли из возка, почтительно простились с Голянским.
– Возвращайтесь скорее, боярин!
– поклонился Спирька.
– Да будет благословен твой путь!
– пробубнил поп.
– Приеду, всенепременно приеду!
– прошепелявил Голянский и покрутил в воздухе прозрачной, словно из одного жира вылепленной, ручкой.
Возок в сопровождении верховых
Спирька махнул раз-другой шапкой, Парамон - ладошкой, потом братья посмотрели друг на друга.
– Не велика птица - и без нашего провожания доедет!
– сказал поп.
– И то верно, - надевая шапку, согласился Спирька.
Дурында на повозке уже съехал вниз, к реке, распряг лошадей, пустил их в воду. Они радостно зафыркали, заржали весело.
– Неужто мы хуже скотины?
– спросил Спирьку Парамон.
– К чему ты, отче, не разумею?
– удивился Спирька.
– К тому, что тварь бессловесная и то купается. В такую жару и нам окунуться не грех...
Поп, подобрав рясу, начал спускаться вниз.Спирька засеменил за ним.
– Отменное дельце, отменное, - довольно бормотал Парамон.
– Лишь бы не надул нас этот кусок сала, приказчик графский.
– Боярин-то хоть и себе на уме, - с завистью произнёс Спирька, и пальцы его рук зашевелились, как у кошки, выпускающей когти, - да не на простаков напал. Прибыль, что боярин от купли-продажи мужичков наших получит, ему от графа и князя не скрыть...
– Истинно, истинно, - забубнил Парамон, - ежели мы не подсобим, то не скрыть.
– Вот и выходит, - подхватил с тоненьким смешком Спирька, - не поделишься - сам с носом останешься.
– Князю - князево, графу - графово, - напевно проговорил Парамон, - а нам - наше вынь да положь!
Братья спустились к воде. Поп Парамон начал снимать рясу. Спирька принялся суетливо расстёгивать свой кафтан.
Но Дурында, на радостях, что нынче решено купаться, разделся быстрее всех. Его мощное квадратное тело так стремительно вошло в реку, что по ней пошли волны, брызги взлетели на высоту крутого берега, а кони испуганно заржали.
– Вот силушка у парня!
– завистливо вздохнул Парамон, который едва-едва стянул сапоги и никак не мог после этого отдышаться.
– Велика оглобля, да что смыслит?
– Спирька-Чёрт плюнул вслед Дурынде.
– Богатырь какой сыскался!
В голом виде коротышка Спирька словно усох - такой он был щуплый и неприметный. Его кафтан, рубаха и сапоги, лежавшие кучей рядом, занимали гораздо больше места, чем их хозяин.
Поп Парамон, мелко переступая тоненькими паучьими ножками, подошёл к кромке воды. И хотя река была такой тёплой, что от неё едва пар не шёл, поп всё же сперва дотронулся до неё ладошкой, взвизгнул, а уж потом зашёл в воду по колени.
Большая голова Парамона, как тыква на хилом стебле, клонилась в сторону. Казалось, узенькие поповские плечики не могут
Парамон ещё раз взвизгнул и сел на корточки - окунулся с головой.
– Ух, парное молоко, а не водица!
– снова показываясь на поверхности, отфыркиваясь, сказал он.
Решился, наконец, и Спирька. Боком-боком начал приближаться к реке, затем похлопал себя по животу, по груди, перекрестился и с криком "ой-ай-уй!" бросился в воду.
Однако от этого волны по реке не пошли, брызг почти не было, а кони даже глазом в сторону Спирьки не повели - такой он был лёгонький, сухой и тощий.
... Игнат, слегка прихрамывая, шагал по дороге от села к реке. Полтавская медаль на его зелёном кафтане сверкала в солнечных лучах, как росинка на лугу. Железный свой посох солдат держал на плече, как ружьё.
На холме, неподалёку от берега реки, слегка раскачивались крылья мельницы.
В её тени сидел мельничный работник Савушка с какими-то двумя мужиками. Перед ними топорщился ворох мочёных прутьев, и тут же, стопкой, как блины, лежали готовые плетёнки.
– Скоро совсем болотными жителями станете!
– улыбнулся мужикам Игнат.
– Не тебе одному, служба, по трясине ходить, - ответил Савушка, прикрывая ладонью глаза - солнечный зайчик от солдатской медали забегал по его лицу.
– В болоте-то хоть князя нет - сами себе мы хозяева, - добавил один из мужиков. И хотел сказать ещё что-то, но второй толкнул его предостерегающе, и мужик замолк.
– Чего ж она у тебя не крутится?
– кивнув на мельницу, спросил Игнат Саву.
– Ветер спит, - неторопливо ответил Сава.
– А крыльям что делать?
Игнат ещё раз окинул мельницу внимательным взглядом:
– Ветер-то заворачивает иногда на мельницу в гости?
– Бывает на ночь глядя, - отозвался Савушка.
– Да не долго гостит, видит, работы нет, - и летит дальше.
– Чудно!
– задумчиво покрутил ус Игнат.
– Ладно, поживём - увидим... Попа и хозяина своего тут нее примечал?
– Боярина сейчас провожали, - показал в сторону реки Савушка, - на берегу вот-вот топтались...
Купаться, верно, спустились.
... Под крутым берегом, внизу возле самой воды, виднелся распряжённый возок. Две лошади, наслаждаясь прохладой, стояли в ленивых струях обмелевшего речного потока. Три кучки одежды лежали поодаль.
– А где ж хозяева?
– удивился Игнат, спустившись к броду.
– И отчего пузыри по реке плывут?
В этот миг из воды выскочила безбровая, с реденькими кустиками волос голова Спирьки-Чёрта.
Поморгала глазами, фыркнула и ушла снова под воду.
– Чудно!
– усмехнулся Игнат и уселся на тёплый, как печка, бугорок. Ого, вот ещё одна!
Теперь выплыла наружу круглая и жёлтая, как тыква, голова попа Парамона. С хилой бородёнки его текла вода, глаза зорко огляделись по сторонам. Поп хлебнул воздуха и опять нырнул.