Сказ про Игната-Хитрого Солдата
Шрифт:
– Зря я тебя вытащил...
– задумчиво проговорил Игнат.
– То ж была потеха, а не всерьёз, - сказал Спирька.
– Никто не тонул, просто ныряли... А скажи, солдатик: вот если бы мы взаправду тонули, ты бы нас спас?
– И не таких спасал!
– усмехнулся Игнат.
– Шёл я, давно было дело, по лесу, по трясине. Возле кочек мужики бегают с кольями. Кричат: "Хватай, держи..." Смотрю: барин тонет. Такой пригожий, такой гладкий. И от кольев мужицких отворачивается. Я мужикам говорю: "Вы ему узду
– и вылез. У меня мужики стали допытываться: откуда я знаю, что кому кидать?
– Что ж ты им сказал, солдатик?
– с интересом спросил Спирька.
– Так, мол, и так...
– Игнат пригладил усы.
– Ежели обжора тонет, то ему нужно горшок каши показать, ежели скупой, то - грош ломаный, ежели слуга барский, пёс цепной, то...
– Чего, чего замолк, солдатик?
– насторожился Спирька.
– А вот слуг барских спасать не приходилось ещё, - усмехнулся Игнат. Нынче разве... Да не в счёт, ты говоришь.
– Не в счёт, не в счёт!
– зашипел Спирька.
– Это шутейное дело было.
Дурында всё ещё возился с попом - растирал его тощее тело.
– А ну-ка, Спиридон, отгадай загадку, - молвил Игнат, - три братца пошли на реку купаться.
Двое купаются, третий на берегу валяется. Искупались, вышли - на третьем повисли. Что это?
– Знаю, - прищурился Спирька.
– Два ведра, а третье - коромысло.
– Вот и нет!
– усмехнулся Игнат.
– Два брата - ты с Парамоном. А третий - Яков-простота.
– Ты парня не порти, солдатик, - строго сказал Спирька.
– Он Дурында, а не Яков.
– Для кого как, - покосился на Дурынду Игнат.
– Для меня Яков.
– Так разгадывай загадку-то до конца, - засипел Спирька.
– Почему мы на третьем брате повисли?
– Так вы ж его хлеб-соль, Якова-простоты, есть будете нынче?
– Игнат спокойно выдержал злобный взгляд Спирьки.
– А ведь ты первый на берег вылез, ты и угощать всех спорщиков должен.
– Не суйся в чужие дела, солдатик, - почти прошептал Спирька, - без тебя жили-поживали, авось и дальше проживём.
– Ещё загадка, - громко сказал Игнат.
– Сколько в воду ни падает, всё сухим из неё выходит. Кто?
– Гусь, - прошипел Спирька.
– Либо селезень.
– Нет, - помотал головой Игнат.
– Ты, Спирька. Однако не утешайся - и на тебя омут найдётся.
– Уж не ты ли тот омут закрутишь, солдатик?
– спросил Спирька.
– Будешь тонуть - узнаешь, - улыбнулся Игнат.
Наконец Парамон окончательно пришёл в себя. И тихо, блаженно проговорил:
– Я уже видел царствие небесное... Зачем меня вернули на грешную землю?
– Хорошо там, на небесах?
– пробасил Дутда.
– Отменно!
– вздохнул Парамон.
– Сапог-то, сапог натягивай лучше, дубина!.. Цветы там на небе цветут, рыбы, как птицы, летают, а птицы, как рыбы, плавают...
– Ни засухи там, ни податей, - продолжал Игнат, - работай в своё удовольствие. Землю паши, сено коси, стада паси...
– Хе-хе-хе!
– зашёлся смехом Спирька.
– Да разве в царствии небесном работают? Там всё само в рот валится. Эх, солдатик, потешил! Хе-хе-хе, коров пасти... сено... хе-хе...
– А мне бы поработать, - мечтательно сказал Игнат.
– Вместо ружья да косу в руках подержать.
– Зачем меня не пустили в царствие небесное?
– строго спросил поп и пхнул ногой Дурынду.
Парень виновато опустил голову.
– Ладно, отче, комедь ломать, - сказал Игнат, сурово сдвинув мохнатые брови, - тебе и тут хорошо. Известно дело - попа на небеса и калачом не заманишь!
– Хе-хе-хе!
– зашипел Спирька.
– И верно, к чему туда? Дорога дальняя. А у Дурынды я в одежде флягу нашёл с зельем.
– Медовуха это, - потупился Дурында.
– Для деда припас, занемог он.
– Вот деду твоему в царствие небесное самая пора, - сказал Спирька. А мы заледенели в этой речке... Душу согреть надобно.
Он отхлебнул и передал флягу брату.
Поп покрутил её, поболтал.
– Винушко, а винушко?
– спросил он. И сам тут же другим голосом ответил: - "Ась, милушко?" - Лейся мне в горлышко!
– "Изволь, красное солнышко!" - И Парамон лихо опрокинул флягу в рот.
– Ай да поп!
– крякнул Игнат.
– На земле себе царствие небесное устраивает!
– Не завидуй, - строго сказал Парамон, отнимая флягу от губ и переводя дух.
– Зависть - грех...
– Эй, Дурында!
– просипел Спирька.
– Не пяль глаза на медовуху, а раздевайся и полезай в тину пьявок князю ловить. Или забыл, что неделю пьявок не меняли? Ну, живо!
– Чего к парню пристали?
– спросил Игнат, сдерживая желание постучать, как в барабан, в жёлтую, сверкающую кожей гладкую голову Парамона.
– Не твоё дело, служивый!
– махнул ручкой Спирька.
– Лезь, Дурында, в тину... Во-о-он, видишь, затончик?.. Там всегда пьявок много...
– На то он и Дурында, - осклабил в улыбке толстый рот поп.
– На себя пьявок ловит. Сядет в тину и сидит... Потом вылезет и обирает... Ну, а ты-то как живёшь, буйная головушка Игнатик?
– И Парамон вновь сделал из фляги большой глоток.
– Живу, за умом в люди не хожу, - ответил Игнат.
– А к нам зачем пришёл?
– спросил Спирька.
– Шёл к князю за реестром да припомнил, что он из ночи день делает. Игнат усмехнулся.
– Спит ныне, верно.
– Спит, спит князь-батюшка, - по привычке поклонился Спирька.
– Тебе не к нему надобно, ко мне. У меня реестр для сбора податей заготовлен давно.