Сказание о Ёсицунэ
Шрифт:
Жестоко звучали его слова. А он призвал Кадзиваруотца и повелел:
– Послать с Тосабо всех людей из Авы и Кадзусы! "На что мне такое большое войско?– подумал Тосабо.- Я не собираюсь устраивать настоящее сражение. Надо всего лишь подкрасться и совершить ночной налет". И он сказал:
– Большое войско мне не нужно. Я возьму с собой только свою дружину.
– А много ли у тебя в дружине?– осведомился Правитель.
– Сотня человек наберется.
– Ну что ж, этого должно быть довольно. И еще подумал Тосабо: "Если взять большое войско, то в случае удачи на них не напасешься наград. Ведь в Аве и Кадзусе большая часть земли под наделами, свободных
Так прикидывал он, допивая вино, затем взял подарок Правителя и вернулся к себе в Никайдо. Созвав родичей и дружинников, он объявил им:
– От самого Правителя обещана награда. Надобно спешно съездить в столицу, потом быстро вернуться и вступить во владение пожалованной землей. Так что готовьтесь.
– Это обычная служба?– спросили его.- Тогда за что награда?
– Приказано убить Судью Куро Есицунэ,- ответил он.
Тогда те, кто знал обстоятельства, сказали:
– Будут у него и Ава, и Кадзуса, коли сам он останется жив. Вот только вернется ли он живым из столицы?
Другие, бодрясь, вскричали:
– Будет удача господину - будет удача и нам! Потому и говорят: сколько людей, столько мнений. Тосабо был от природы хитроумен, и он понимал, что не годится отряду идти в столицу обыкновенным порядком. Раздобыл он сто тан белой материи и велел сшить на всех чистые одежды паломников; мирянам он нацепил сидэ на шапки эбоси, монахам он нацепил сидэ на черные колпаки токины, и даже коням он нацепил сидэ на гривы и хвосты и велел вести их в поводу как подношение богам;
доспехи и панцири уложили в лари, а лари завернули в чистые соломенные маты, обвязали соломенными жгутами и прицепили к ним ярлыки с надписью: "Первые в году дары для Кумано". Затем был выбран день, счастливый для Камакурского Правителя и несчастливый для Судьи Ёсицунэ, и Тосабо выступил из Камакуры со своим отрядом в девяносто три человека.
В тот же день он достиг почтовой станции Сакау. В той земле местность, именуемая Итиномия, была владением Кадзивары, и Кадзивара Кагэтоки загодя послал своего старшего сына Гэнду, дабы он с подобающей заботой и учтивостью приготовил для Тосабо ночлег, все привел в порядок и вычистил, а также передал в дар двух коней, каурого и серого, под седлами с серебряной отделкой. На этих коней Тосабо тоже нацепил сидэ, чтобы и они принимались за подношения богам. А затем дни сменялись ночами, ночи сменялись днями, и на девятый день достиг Тосабо столицы.
– Солнце еще высоко,- сказал он.- До заката подождем в предместьях Синомиягавара или Содэкурабэ.
Там свой отряд в девяносто три человека он разделил на два и, как стемнело, во главе пятидесяти шести вступил в город, словно бы прямо с дороги; остальные двинулись следом, несколько приотстав. Они прошли по улице перед храмом Гион, переправились через Камо по мосту Четвертого проспекта и стали спускаться на юг по улице Хигасино Тоин. Тут надобно сказать, что был среди приближенных Судьи Есицунэ некий Эда Гэндзо, уроженец Синано. Он навещал одну даму, жившую близ перекрестка Пятого проспекта и проспекта Токёгоку, и вот, направляясь к ней из дворца Хорикава, где располагался его господин, он на Хигаси-но Тоин прямо, что называется, носом уперся в процессию паломников. В тени домов было темновато, и поначалу он разглядел только, что идут они через столицу на поклонение в Кумано. "Любопытно знать, откуда это они?" - подумал он, пропуская мимо себя передние ряды, а когда увидел задние, то вдруг узнал Тосабо из Нпкайдо. "С чего это Тосабо в такое студеное время, да еще с такой
– Как здесь добраться до Ворот Шестого проспекта и Масляного переулка Абуракодзи?
Он объяснил: так-де и так. Затем, увязавшись за ними, задал вопрос:
– Кто и откуда ваш хозяин?
– Господин Тосабо из Никайдо, что в провинции Сагами,- ответили ему.
Тут шедший позади увалень проворчал:
– Вот говорят, что мужчине надо хоть раз в жизни полюбоваться столицей. Да ведь это хорошо, если входишь в столицу средь бела дня, а мы зачем-то остановились в дороге, ждали вечера. Слуг с собой ведем, груз на себе тащим. А на улицах-то темно.
Кто-то отозвался на это:
– Не терпится ему. Целый день впереди, вот и насмотришься.
И тогда еще кто-то сказал:
– Эх, господа хорошие, спокойной жизни осталась здесь одна лишь нынешняя ночь. Завтра начнется то самое дело, будет великая буча! Страшно даже подумать о том, что станется с нами самими.
Гэндзо, слушая это, шёл за ними, не отставая, а затем завел такой разговор:
– Я ведь тоже родом из Сагами. Правда, живу в столице при господине, однако же приятно поговорить с земляками.
Так он схитрил, и ему ответили:
– Земляк, говоришь? Тогда слушай, что мы тебе скажем. Пришли мы сюда с карательным поручением убить меньшего брата Камакурского Правителя, Судью Куро Есицупэ. Только никому об этом ни слова!
Услышав такое, Эда Гэндзо забыл о своих делах, бегом вернулся во дворец Хорикава и доложил обо всем. Судья Есицупэ, нисколько не взволновавшись, произнес:
– Что ж, удивляться тут не приходится. А ты изволь пойти к Тосабо и скажи ему вот что: "Человек, который прибывает отсюда в Восточные земли, должен прежде всего доложить Камакурскому Правителю о делах в столице. Человек же, который прибывает из Восточных земель сюда, должен прежде всего предстать передо мною и доложить о тамошних делах. Твое промедление есть дерзость и невежество. Явись тотчас". И, сказавши это, сразу веди его сюда.
Эда Гэндзо послушно отправился на перекресток Ворот Шестого проспекта и Масляного переулка, где остановился Тосабо. Там уже расседлали всех лошадей и мыли им ноги, и человек пятьдесят-шестьдесят воинов, рассевшись рядами, о чем-то, видимо, совещались тихими голосами. Сам же Тосабо, облаченный в бледно-голубой кафтан с пурпурным исподом, возлежал, опираясь локтем на подушку.
Когда Эда Гэндзо изложил, что было приказано, Тосабо пустился в объяснения:
– Я совершаю паломничество в храмы Кумано от имени господина моего Камакурского Правителя. Докладывать мне не о чем, но я все равно намеревался предстать перед наместником немедленно, да вот беда: в пути слегка простыл, решил за ночь подлечиться и предстать уже завтра,
а сейчас послать к наместнику сына, да тут как раз вы и явились. Благоволите передать мои почтительнейшие извинения.
И с тем Эда Гэндзо вернулся во дворец и доложил обо всем.
Обыкновенно Судья Есицунэ избегал обращаться со своими кэраями грубо, но на этот раз он страшно разозлился.
– Так дело не делают!– произнес он.- Это робость твоя дала Тосабо извернуться! Таким ли недотепам служить мне с оружием в руках? Убирайся отсюда прочь и впредь не попадайся мне на глаза!