Сказание о Ёсицунэ
Шрифт:
даровать Есицунэ просимый рескрипт и в то же время указать войскам Минамотр из ближайших провинций напасть на него близ бухты Даймоцу".
На том порешили, и рескрипт был дарован. Получив его, Судья Есицунэ стал готовиться к отбытию па Сикоку.
Как раз в то время в столице собралось множество воинов из Сикоку, и был среди них некий Огата Сабуро Корэёси. Есицунэ призвал его к себе и сказал:
– Я пожалован землями Кюсю и направляюсь туда. Могу я положиться на тебя? И Корэёси ответил:
– Как раз сейчас прибыл в столицу некто Кикути Дзиро. Призовите к себе и его, и, ежели благоугодно будет вам его казнить, я сделаю все, что вы прикажете.
Судья Есицунэ призвал к себе Бэнкэя и
– Кто из них лучше - Кикути или Огата Сабуро? Они ответили:
– Оба равноценны. Правда, Кикути будет ненадежней, но зато у Огаты больше воинов.
Тогда Есицунэ вызвал Кикути и сказал:
– Беру тебя в сторонники.
– Я бы с радостью пошел под вашу руку,- ответил Кикути,- да вот беда: сына моего взяли на службу в Восточных землях, а разве это дело, чтобы родитель и сын состояли во враждующих лагерях?
И Есицунэ объявил:
– Раз так, надлежит Кикути убить.
К жилищу Кикути был послан отряд под командой Бэнкэя и Исэ Сабуро. Кикути отбивался до последней стрелы, затем поджег свой дом и зарезался. И Огата Сабуро, взяв голову самоубийцы, представил её Есицунэ.
Третьего числа одиннадцатого месяца Судья Есицунэ в сопровождении своего дяди, правителя провинции Бидзэн, покинул столицу. Он повелел:
– Поскольку мы вступим в пределы наших владений впервые, надлежит всем одеться понаряднее.
И все нарядились прилично своему достоинству. В ту пору Есицунэ сопровождала прославленная в мире танцовщипа-сирабёси Сидзука, дочь Преподобной Исо, одетая, по желанию господина, в охотничий костюм. Сам же Есицунэ был в легких доспехах поверх красной парчовой одежды и сидел в окованном серебром седле на дородном вороном коне с пышной гривой и густым хвостом. За ним двумя отрядами по конским мастям следовали пятьдесят всадников в панцирях с черными шнурами и на вороных конях под окованными серебром седлами и еще пятьдесят всадников в красных кожаных доспехах и на гнедых конях, а за ними скакали вперемежку отряды по сто и по двести всадников, а всего их было более пятнадцати тысяч человек.
Во всех Западных землях известен огромный корабль "Цукимацу". Пятьсот воинов посадил её.цунэ на этот корабль, погрузил сокровища, поставил двадцать пять отменных коней и отплыл к Сикоку.
Сколь тосклива жизнь на корабле среди волн! Словно влажное платье рыбачек Исэ, ни на миг не сохли рукава от слез. В заливе, в заливе, в листьях тростников причалили лодки сборщиц морской травы; когда они правят к каменистому берегу, на отмелях, на отмелях плачут кулики" будто они знают, что настали сроки. Когда же выплывают из туманной дымки, в море раздается вопль сизых чаек, и от ужаса сжимается сердце: "Может, это боевой клич врагов слышен?" Покорный ветрам, влекомый течением, плывет корабль, и пали они ниц в молитве, обратившись влево,- там храм Сумиёси, покровителя мореходов, и направо они склонились благоговейно - там храм Нисиномия, защитника от бурь, и вот плывут они к бухте Асия, взором мимолетным ловят рощи Икута, минуют мыс Вада у великой гавани, и вот уже близко пролив Авадзи!
Когда они плыли, оставляя справа отмели Эдзимы, за пеленой осенней мороси вдруг возникли очертания высокой горы. Стоявший на палубе её.цунэ вопросил:
– Эта гора - какая гора, в какой земле?
– Это, верно, гора такая-то, нет, такая-то,- наперебой отвечали ему, но точно сказать никто не мог.
Тут Бэнкэй, который дремал, прислонившись головой к деревянному борту, вскочил на ноги, вспрыгнул на скамью рулевого и, высясь над всеми, произнес:
– Все вы попали пальцем в небо! До горы этой совсем не так далеко, как вы думаете. Это только так кажется, что далеко, а на самом деле это гора Священных Списков в землях Харима!
– Гора это Священных Списков или нет,- возразил
Но Бэпкэй сказал;
– Гляжу я на эту тучу, и кажется мне, что несет она вовсе ае бурю. Неужели вы уже изволили забыть, господин? Когда вы избивали воинов Тайра, я, как сейчас, помню, что твердили молодые вельможи их рода, спуская в волны трупы и хороня в земле своих павших: "Сами боги Ицукусимы обрушили гнев на наши головы, и потому мы погибнем. Бог Хатиман защищает Минамото, и потому род Минамото, что бы ни случилось, пребудет вовеки в покое и безопасности. Но к вождю их, главному полководцу, мы еще явимся злыми духами, душами убиенных!" Как бы то ни было, этот злой ветер, сдается мне, летит по вас. Если та туча, расколовшись, падет на корабль, вряд ли останетесь вы невредимы. И сомнительно, что мы все снова увидим родные места.
Выслушав его, Судья Еснцунэ воскликнул:
– Что говоришь ты? Да разве такое возможно? Бэнкэй же сказал:
– Бывало уже и раньше, господин, когда вы сожалели, что не вняли словам Бэнкэя. Так смотрите же!
С этими словами он натянул на голову мягкий подшлемник эбоси, отложил в сторону меч и алебарду, схватил связку каленых стрел с белым лебединым оперением и простой лук, а затем, вставши на нос корабля, заговорил убедительным голосом, словно бы обращаясь к толпе людей:
– Семь поколений богов небесных и пять поколений земных богов составили эру богов, после Дзимму Тэнно царствовал сорок один государь, и только при сорок первом произошли битвы, по жестокости равные битвам годов Хогэн и Хэйдзи. И в этих битвах прославился Минамото Тамэтомо по прозвищу Тиндзэй-но Хатиро, кто бил стрелами длиной в пятьдесят ладоней из лука для пятерых. Много лет миновало с тех пор, и вот ныне в рядах Минамото я, Бэнкэй, с такими же стрелами и с таким же луком считаюсь самым заурядным воином. Так вот, сейчас я открою стрельбу по этой злой туче, дабы остановить её. Ежели это всего лишь обычная туча, ей ничего не сделается. Но если являет она собою души погибших воинов Тайра, то невозможно, чтобы она устояла, ибо такова воля неба. Если же чуда не произойдет, значит, бесполезно молиться богам и поклоняться буддам. У Минамото я всего лишь скромный слуга, но есть и у меня приличное воину имя. Я - сын куманоского настоятеля Бэнсё, чей род восходит к Амацукоянэ, и зовут меня Сайто Мусасибо Бэнкэй!
И, назвавши себя, он принялся пускать одну стрелу за другой с удивительной быстротой. Волны морские ярко сверкали под ясным вечерним солнцем в зимнем небе, и не видно было, куда падали стрелы в полете, но это и вправду были души убиенных воинов, потому что туча сразу исчезла, как будто бы её стерли.
Увидев это, все на корабле заговорили:
– Страх-то какой! Плохо бы нам пришлось, если бы не Бэнкэй!
– А ну, навались!– скомандовали гребцам. Гребцы налегли на весла, но, когда уже показалась в дымке восточная часть Сиомицусимы, что на острове Авадзи, вновь у северного склона той же горы колесом закрутилась черная туча.
– А это что?– осведомился Судья Есицунэ.
– А это уже доподлинная туча,- успел только ответить Бэнкэй, и тут же на них обрушилась буря.
Шла к концу первая треть одиннадцатого месяца, и потому в горах пошел дождь с градом, и невозможно стало различить, где восточный берег, а где западный. У подножья гор дули свирепые ветры, в море тоже лил дождь с градом, и ветер срывался с горных склонов Муко. Меркнул день, и все ужаснее становилась буря.
Судья Есицунэ приказал матросам: