Сказание о Ёсицунэ

Неизвестен 3 Автор

Будучи избран одним из главных военачальников Правителя, я как посланец по указу государя ниспроверг врага династии, а как наследник боевой славы многих поколений предков моих смыл позор с их доброго имени. Меня надлежало наградить, но, противу моих ожиданий, из-за свирепой клеветы великие подвиги мои остались без последствий. Я ни в чем не повинен, но меня осыпают упреками, и я лишь плачу кровавыми слезами.

Всей душой стремлюсь я объясниться, ведь сказал же Конфуций: "От хорошего лекарства горько во рту, но оно помогает излечиться; правдивые слова с трудом входят в уши, но они помогают делу". И вот Вы не можете разобрать,

что в наветах па меня правда, а что ложь, а меня не пускают в Камакуру, и я не имею возможности изложить свои настоящие мысли, и дни мои влачатся в Косигоэ впустую. Коль скоро не могу я предстать перед Правителем, уж не прервалась ли братская связь между нами, определенная в прежних рождениях?

Или, может быть, это возмездие мне за провинности в прошлой жизни? В таком случае, если только не возродится мой покойный отец, то кто еще откроет мне, неразумному, истоки печалей моих? Чьи сердца состраждут мне в беде моей? Скажут: снова он витийствует, он ропщет и жалуется, но вот: был я пожалован от родителей жизнью, однако лишь самое малое время прошло, а отец уже в мире ином, и сделался я сиротой, и материнские руки унесли меня в земли Ямато, в захолустье уезда Уда, на пастбище Драконьих Ворот. С тех самых пор не знал я ни дня покоя. Я только мог сколь угодно тщить свою бесполезную жизнь, но появляться в Киото мне было нельзя, и я скрывался по разным глухим местам, проживал там -а сям в отдаленных провинциях и служил всяким тамошним жителям, простолюдинам и мужикам.

Но вдруг судьба обернулась счастьем, и меня послали в столицу походом на Тайра. Первым делом я покарал Кисо Есинаку, а затем, чтобы повергнуть в прах дом Тайра, мне приходилось гнать коня через скалистые горы, уходящие вершинами в небо, я шёл на верную гибель, чтобы разгромить врага, я бросал вызов бурям, бушующим на безбрежном море, и был готов бестрепетно пойти ко дну, чтобы труп мой стал добычей акул. Доспехи и шлем были моей постелью, война была единственным помыслом, и все для того, чтобы успокоить терзаемые обидой души предков моих и исполнить заветную мечту всей жизни, а иного дела для меня не было.

Что же, я стал столичным судьею пятого ранга, так разве это не к вящей славе нашего дома, разве это не редкое отличие в наше время, и что может с ним сравниться? И тем не менее я пребываю в глубокой скорби, и сетую я безмерно. И если не к защите богов и будд, то к кому еще я бы мог обратиться со своею печалью? Вот почему я брал бумажные талисманы из Кумано и других разных храмов и, призвав в свидетели больших и малых богов Японии, а также будд преисподней, писал на обороте "клятвенные письма", в которых заверял в чистоте своих помыслов. Что нужды! Прощения от Правителя я так и не удостоился.

Наша страна - страна богов. Боги отвергают неправедных. А более мне надеяться не на кого. Поэтому от всей души взываю я к Вашему безграничному милосердию. Выберите удобный час и, втайне обеспокоив Правителя, доведите до высокого слуха, что за мной никаких провинностей нет. И если будет мне даровано прощение, тогда "Да осенит Ваш дом избыток радости от накопившихся добрых деяний", а процветание Ваше да распространится на Ваших отдаленных потомков! Чело мое разгладится от мимолетных огорчений, и я обрету наконец спокойствие в этой жизни.

Нет слов, чтобы выразить все мои чувства, поэтому остальное опускаю.

Почтительнейше и с благоговением

Минамото

Есицунэ.

Второй год Гэнряку, пятого месяца, ... дня.

Так было написано в послании. Когда его зачитывали, то все плакали - от Правителя и до находившихся в высоком присутствии дам. И на время Есицунэ был оставлен в покое.

Так прошло лето, а когда осень была в разгаре, Судья Ёспцунэ отправился в столицу. Его отменно приняли у государя-монаха. Было благосклонно сказано: "Лучшего наместника для Киото, чем Есицунэ, не найти", и все сделалось по этим словам. Но вот и осень прошла, и началась зима, а злоба Кадзивары не иссякала, он клеветал с прежним усердием, и Правитель вновь склонился к тому, что Кадзивара, наверное, прав.

O TOM, КАК ТОСАБО ПОШЕЛ В СТОЛИЦУ НА ЕСИЦУНЭ

Было приказано призвать Тосабо из Никайдо, и он был призван. Камакурский Правитель ждал его не в повседневной своей приемной, а в малом кабинете, и при нем был Итиобо, уроженец провинции Кадзуса. Когда Кадзивара Гэнда, сын клеветника Кадзивара, доложил, что Тосабо явился, Правитель повелел:

– Пусть войдет.

Тосабо почтительно повиновался. Правитель сказал Гонде:

– Подай ему вина.

Гэнда с особенной любезностью поднес Тосабо вина и стал ему прислуживать. Правитель произнес:

– Я говорил с Вадой и Хатакэямой, но они оказались решительно непригодными. Куро Есицунэ, пользуясь благоволением государя-монаха, готовит в столице смуту, а между тем, когда я говорю с Хатакэямой, он отказывается, а Кавагоэ Таро ссылается на родственные узы и отказывается тоже. Кроме тебя, мне не на кого положиться. Дела в столице тебе известны, поезжай туда и убей Есицунэ. В награду получишь земли Ава и Кадзуса.

Тосабо в ответ на это сказал так:

– Почтительнейше выслушал высокие речи. Правда, полагал я, что вам благоугодно будет приказать мне как монаху изъяснить вам положения "Лотосовой сутры" или наставить вас в учении Будды, а вы вдруг удостаиваете меня приказа истребить вашего собственного родича, и это повергает меня в скорбь.

Едва Тосабо закончил, как лицо Правителя исказилось, он сделался страшен, и Тосабо покорно перед ним склонился.

– Да уж не стакнулся ли ты с Куро Есицунэ?
– проговорил Правитель.

"А если разобраться,- подумал Тосабо,- так пусть он приказывает хоть отцу родному голову срубить. В битве между великими не пристало самураю жалеть свою жизнь". И он сказал:

– Если так, покоряюсь вашей воле. Исполненный почтительности, прошу только вашего снисхождения.

– То-то!
– произнес Правитель.- Я так и думдл, что, кроме тебя, некому взяться за это дело, и я не ошибся. Гэнда, подп сюда!

Кадзивара Гэнда тут же появился.

– Как у нас та вещь?
– спросил Правитель. Гэнда принес из кладовой небольшую алебарду с лезвием длиной в один сяку и два супа, украшенную по древку серебряной спиралью и узором из перламутра.

– Положи к Тосабо на колени,- приказал Правитель. Затем он сказал, обращаясь к Тосабо: - Это сделано оружейниками Сэндзуи, что в землях Ямато, и бережно мною хранилось. Так уж повелось, что для истребления моих врагов лучше всего подходит оружие с длинной рукоятью. Например, когда мы напали на Тайру Канэтаку, у Катодзи в руках была алебарда, и как же легко летели с плеч головы! Возьми это оружие с собой в столицу, насади на острие голову Ёсццунэ п принеси сюда.