Сказание о Ёсицунэ
Шрифт:
– А ведь она здесь неспроста,- сказал один.
– Все может быть! А ну, хватай её.– сказал другой.
Они её схватили и принялись допрашивать, угрожая и уговаривая. Поначалу она упорствовала, но мучали ее слишком сильно, и пришлось ей рассказать то, чего не должна была она говорить. "Отпустить её опасно",- решили они и тут же на месте её зарезали.
Дальше медлить не годилось, и вот в час Быка семнадцатого числа десятого месяца Тосабо во главе своей сотни всадников и в сопровождении пятидесяти головорезов из сиракавских притонов, взятых проводниками по Киото, двинулся на Пятый проспект ко дворцу Хорикава.
Между тем резиденция Судьи Ёсицунэ совсем опустела.
– Ночь проходит, ничего не случится,- решили вассалы
Ушли к себе домой на Шестой проспект Мусасибо Бэнкэй и Катаока. Ушли в переулок Муромати к своим дамам Сато Сиро Таданобу и Исэ Сабуро. Ушли в жилище свое на перекрестке улиц Хигути и Хорикава воины Нэноо и Васиноо. И остался из слуг в ту ночь один лишь Кисанда.
Охмелевший Судья Ёсицунэ спал крепким сном. И вот глубокой ночью подъехала сотня всадников с Тосабо во главе и дружно издала боевой клич. Но из стен дворца не раздалось в ответ ни звука. Сидзука, испуганная криком врагов, принялась трясти господина Судью.
– Враги у порога!– говорила она.
Но он не приходил в себя. Тогда она откинула крышку ларя в изголовье, извлекла его тяжелые доспехи "кисэнага" и швырнула их прямо на него. Он сразу вскочил.
– Что стряслось? Почему не даешь спать?
– Враги у порога!– повторила она.
– Аварэ, нет ничего беспокойнее женского сердца! И как сказано! Какие слова! А у ворот, поди, всего-навсего подлец Тосабо. Эй, кто-нибудь! Окликните его!
– Воинов ваших никого нет,- сказала Сидзука.- Нынче ночью вы всех распустили, и они разошлись по домам.
– Да, верно. Но все-таки нет ли какого-нибудь мужчины?
Служанки обежали дом и доложили:
– Один только слуга ваш Кисанда.
– Это усердный стервец. Давайте его сюда. Кликнули Кисанду. Он был в людской и тут же с готовностью прибежал к южному входу.
– Поднимись сюда,- приказал Судья Ёеицунэ. Но Кисанде раньше никогда не полагалось вступать в высокие покои, и он затоптался на месте.
– Сейчас не время для церемоний,- сказал Ёсицунэ, и Кисапда приблизился к порогу подъемной двери.
– Я впал в рассеянность из-за простуды,- сказал Ёсицунэ,- но сейчас облачусь в доспехи и оседлаю коня, а ты ступай и держись, пока я не выйду.
– Слушаюсь,- отвечал Кисанда и пошел готовиться к бою.
Поверх кафтана со знаком круга и линии он надел панцирь, простеганный узором в виде перевернутого остролиста, схватил алебарду и соскочил с веранды.
– Незадача!– вскричал он.- А нет ли в приемной у господина чьего-либо запасного лука?
– Зайди и посмотри,- отозвался Ёсицунэ. Кисанда вбежал и увидел: лежат там стрелы иа иеоструганного бамбука длиной в четырнадцать ладоней до наконечника, с опереньем из журавлиного пера и с выжженным именем Мусасибо Бэнкэя, а также лук нелакированного дерева с утолщенным захватом. "Аварэ, вот это вещь!" подумал он, схватил лук и, уперев его в комнатный столб, мигом приладил тетиву. Затем, пощипывая тетиву, так что она загудела, подобно колоколу, он выбежал па передний двор.
Хотя был Кисанда из самых низших слуг, но силой духа не уступил бы таким героям, как Сумитомо и Масакадо, а в стрельбе из лука оставил бы позади себя и самого Ян Ю. Лук на четверых и стрелы в четырнадцать ладоней были как раз по нему. "Мне подходят!" - подумал он радостно и поспешил к воротам. Он отодвинул засов и, приоткрыв толчком воротину, выглянул наружу. Там в ярком свете звезд безлунной ночи блестели "звезды" на шлемах, и лица под шлемами сами просились на выстрел. Кисанда опустился на одно колено и открыл стрельбу, быстро накладывая на тетиву одну стрелу за другой. Пять или шесть всадников в передних рядах у Тосабо свалились наземь, из них двое испустили дух на месте. Как видно, Тосабо это пришлось не по нраву, и он тут же отступил.
– Ты негодяй, Тосабо!– крикнул Кисанда.- Это так ты паломничаешь от имени Камакурского Правителя?
Тосабо подвинул коня и заехал под прикрытие воротины.
– А ну,- произнес
Но Кисанда в ответ промолчал, не желая навлечь на себя пренебрежение врага.
Тем временем Судья Ёсицунэ заседлал своего коня по кличке Огуро седлом с золотой отделкой. Он был облачен в панцирь пурпурного цвета поверх красного парчового кафтана, голову его покрывал белозвездный рогатый шлем; у пояса меч, изукрашенный золотой насечкой, из-за спины над головой выдавались длинные стрелы с бело-черным оперением "накагуро" из орлиного пера, и в руке он сжимал за середину лук "сигэдо" - знак военачальника. Он вскочил на коня, галопом вылетел на большой двор и с площадки для игры в ножной мяч крикнул:
– Кисанда!
И тогда Кисанда закричал врагам:
– Здесь я, самый низший из слуг Судьи Ёсицунэ, но духом я тверд и нынче ночью стою в самом первом ряду! Мое имя Кисанда, мне двадцать три года! Выходи, кто смелый!
Услышав это, Тосабо был раздосадован. Он приблизился к воротам, нацелился в щель между створками, положил на тетиву боевую стрелу в тринадцать ладоней с оперением лопатой и, натянув в полную силу, выстрелил. Стрела прошила наплечник на левом плече Кисанды и вошла в тело до самого оперения. Рана была из легких, Кисанда рывком вытащил стрелу и отшвырнул её. и кровь алыми струями полилась по его спине и по нагрудной пластине панциря. Кисанда отбросил лук, ухватил алебарду за середину древка, распахнул толчком настежь ворота и встал между створок, уперев ногу в порог. И тогда враги, стремя в стремя, с ревом ринулись на него. Кисанда, сделав шаг назад, встретил их градом ударов. Он рубил коней по головам, по груди, по передним ногам, и кони падали, и кубарем катились наземь всадники, и одних он закалывал, других рассекал. Так он перебил там многих. Но на него навалилась вся громада врагов, и он, отбежав назад, прижался спиной к коню своего господина. Ёсицунэ взглянул на него с седла.
– Да ты ранен,- произнес он.
– Так, господин.
– Если тяжело, уходи.
– Коль вышел на поле боя, то рана - удача, а смерть - обычное дело.
– Изрядный малый!– произнес Ёсицунэ.- Этак мы выстоим с тобой вдвоем.
Однако Судья Ёсицунэ не поскакал на врага, и Тосабо тоже не спешил напирать. Оба они словно бы в нерешительности не трогались с места, а между тем Мусасибо Бэнкэй, валяясь на ложе у себя в жилище на Шестом проспекте, размышлял так: "Что-то мне не спится нынченочью. Видно, это потому, что Тосабо объявился в столице. Нейдет у меня из головы, как там мой господин. Надобно пойти поглядеть, а тогда уже вернусь и буду спать". Он облачился в свои грубые пластинчатые доспехи с набедренниками до колен, опоясался огромным мечом, подхватил боевую дубинку и, сунув ноги в деревянные башмаки на высоких подставках, направился ко дворцу. Полагая, что главные ворота заперты на засов, он вошел через боковую калитку и там, очутившись позади конюшни, услыхал со стороны переднего двора грохот конских копыт, как будто разразились все Шесть Землетрясений разом. "Экая досада, они уже напали!" - подумал он, вошел в конюшню, огляделся и увидел, что Огуро там нет. "Не иначе как уже в бою",- подумал Бэнкэй. Он вскарабкался на восточные ворота и взглянул: Судья Ёсицунэ одиноким всадником стоял против врагов, и только лишь Кисанда был у его стремени.
– Смотреть противно,- проворчал Бэнкэй.- Никогда не слушает, что ему говорят, никакой осторожности не признает, вот ему нынче и зададут страху!
Он ступил на веранду и, грохоча башмаками по доскам, двинулся к западной стороне.
"Это еще что такое?" - подумал Судья Ёсицунэ. Присмотревшись, он различил фигуру огромного монаха в доспехах. "Тосабо зашел с тыла",- решил он, наложил стрелу на тетиву и послал коня вперед.
– Эй, там, монах!– крикнул он.- Кто таков? Назовись! Назовись или положу на месте!