Скажи что-нибудь хорошее
Шрифт:
– А знаешь, Павел, когда он не может помочь, он сразу отправляет.
– Куда отправляет? – заинтересовался Шило.
– Езжайте, говорит, домой. Молитесь.
– И что это значит?
– Это значит только одно: ни врачи, ни чудо, ни Георгий уже не помогут. Шансов нет. При мне он отправил троих, даже не осмотрев больных. Он сказал: «Езжайте домой, молитесь». Одна женщина упала в обморок после его слов. Он облил ее водой, растер пальцы, виски. Когда она пришла в себя, он ей что-то на ухо нашептал, и она успокоилась сразу. Сказала «спасибо» и увезла своего мужа. У нее такое лицо стало… Светлое, что ли. Очень грустное и очень светлое.
– И что? – спросил Пашка.
– Ухаживала. Три месяца жила здесь, работала как отрешенная. Выходила мужчину с переломом позвоночника и, когда он встал на ноги, уехала с ним. Счастье нашла. Вот как бывает. – Валя хитро улыбнулась. – А что это ты мою руку мнешь? Колдуешь, что ли? – Она весело захохотала.
– Да уж и колдовать, кажется, бесполезно… – многозначительно ответил Шило. Ему было так хорошо с Валюшей рядом, что он не мог даже представить себе, как жил без нее раньше.
Вдруг Валино лицо омрачилось, и между бровей залегли две сердитые складки.
– Павел, ты обо мне теперь все знаешь. Или почти все. А почему о себе ничего не рассказываешь?
– Да что я могу рассказать? У меня все просто, даже неинтересно.
Валя как-то изменилась в лице, вытащила руку из Пашкиной и внезапно стала холодной и неприступной, какой была вначале.
– Ну, раз неинтересно, так мне тем более не очень интересно. Иди, Павел. У тебя там Евгения без присмотра. А мне тоже надо обед готовить и собираться.
– Куда собираться? – спросил Пашка. – Я же знаю теперь, что тебе собираться некуда. У тебя и дома-то нет!
Валюша вспыхнула.
– Ну вот, распустила язык, – сказала будто самой себе. – Это у меня квартиры нет. А дом у меня есть! – Она с вызовом посмотрела на Пашку. – Ну все, идите, Павел. Дел много.
Шило уже немного понимал Валю. Он знал, что дальнейшее продолжение разговора бесполезно. Тем более в комнату ворвался полный сил и энергии Кирюха.
– Привет! – заорал он своим звонким голосом. – Вот вы где! Я вас по всему лесу ищу! Смотри, мамочка, каких я тебе грибов насобирал!
Валюша с умилением осмотрела добычу:
– Милый мой, этой порции хватит, чтобы развеселить взвод солдат. Это же мухоморы!
– Ну и что? Они такие красивые! – искренне расстроился Кирюха.
– Мухоморы вызывают галлюцинации. Знаешь, почему у Деда Мороза красно-белый кафтан?
– Почему? – спросил Кирилл, с сомнением глядя на грибы аналогичной цветовой гаммы.
– Сейчас провожу нашего гостя и расскажу тебе, – направляясь к двери, сообщила Валентина.
Пашке не хотелось терять тонкую нить взамопонимания и теплоты, которая пять минут назад оборвалась из-за неосторожно сказанного слова.
– Я бы тоже послушал про мухоморы, – с нажимом сообщил он и демонстративно уселся на стул, с которого только что встал.
– Эта версия предназначена только для умственно одаренных, – съязвила Валентина.
– Тогда она мне подходит, – не остался в долгу Шило.
Они вновь спустились на уровень отношений, которые возникли между ними при знакомстве.
– У вас самооценка завышена, – продолжала пикироваться Валюша. – Но так и быть, расскажу.
Она поведала историю об эвенках, которые ели мясо оленей. Олени в свою очередь, кроме ягеля, лакомились мухоморами. В крови животных накапливался чудесный компонент, который вызывал эффект галлюцинаций. Поэтому олени приобрели статус священных животных,
Кирилл, выслушав мать с серьезным лицом, сделал собственные выводы.
– Мамочка, как хорошо, что я собрал мухоморов! Давайте заварим их и будем веселиться! Мы теперь можем отмечать Новый год даже летом! – Он восторженно смотрел на Валюшу.
Пашка, не выдержав, загоготал во все горло. Кирюха поначалу не разделил веселья и не понял причины смеха, но, глядя на веселого Павла, тоже начал заливаться от хохота.
Они словно заразились друг от друга весельем, сначала просто гогоча, потом схватившись за животы, в конце концов упали на пол и катались, смеясь, не в силах остановиться.
Только Валентина оставалась серьезной. Казалось, она была даже немного обижена столь бурной реакцией мужчин на ее рассказ.
– Не вижу ничего смешного, – констатировала она, поджав губы. – Павел, напоминаю, вам нужно проведать вашу… больную!
Пашка вдруг опомнился. Он будто протрезвел.
– Да, точно. Иду. – Он поднялся с пола, отряхнул одежду, помог встать Кириллу и почему-то по-итальянски попрощался:
– Аривидерля!
– Не аривидерля, а аривидерчи! – поправил Кирилл.
– Много ты знаешь. – Шило знал, чем удивить народ. – Когда для одного человека, то аривидерчи. А когда для нескольких – аривидерля!
– Да ладно, – не поверил Кирюха.
– Вот тебе и да ладно, – передразнил Пашка. – В любом учебнике написано!
Слова про учебник убедили пацана. Шило не счел нужным рассказать, что его запас знаний итальянского взялся вовсе не из учебника. Просто среди девушек, которые попадались на пути отборного самца по кличке Шило, случались и итальянские подданные. А также швейцарские, польские, прибалтийские и даже филиппинские. Впрочем, с филиппинкой сексуальный опыт получился не очень удачным. Девушка оказалась очень хозяйственной и решила зимой помыть кованый балкон в резиновых перчатках. Результат был плачевным: руки примерзли к железу и кожа с ладоней отодралась вместе с латексом. Девушка по имени Нэнси целый месяц не выходила на мороз и носила повязки с соком алоэ, а как только руки зажили, срочно собралась и уехала домой, прихватив с собой все, что смогла увезти из Пашкиного загородного дома. Пашке было не жалко. Он чувствовал себя ответственным за временную потерю трудоспособности филиппинской девушки. Тем более что у нее на родине случилось наводнение, и родственникам материальная помощь была очень кстати.
Конечно, Валентине Шило не собирался рассказывать таких подробностей. ОН направился в главный дом, чтобы проведать Евгению.
Если бы я знал, что сегодня вижу в последний раз, как ты выходишь из дверей, я бы обнял, поцеловал бы тебя и позвал бы снова, чтобы дать тебе больше (Габриэль Гарсиа Маркес) .
29. Матвей
Утром в камере предварительного заключения Мотя проснулся от дикой ноющей боли и не поверил, что рука может за одну ночь вырасти до таких размеров. Она превратилась в огромное бревно, прикосновение к которому отдавалось резкой болью во всех частях тела. Само бревно, когда его не трогали, противно ныло и отказывалось подчиняться командам мозга.