Сказка о принце. Книга вторая

Чинючина Алина

Седвик вопросительно приподнял бровь.

– Набрали нынче многовато, - пояснил Гудка, - но перед Пасхой всегда так. С теми, кто поважнее, разобрались уже, да вы сами увидите, в бумагах все законченные дела обозначены. А мелочь всякая – уличные хулиганы там, мелкие карманники, кто впервой, попрошайки или кто в драке задержан – вот они пока остались. Так что теперь мы с ними возимся, кого куда.

– Интересно, - заметил Диколи, - и кого куда?

Гудка неопределенно пожал плечами.

– Да с ними-то

обычно разговор простой – выпороть да выпустить. Если опять попадутся – в рудники. Их, в основном, баб много – проститутки там, нищенки, а мужиков пристойных мало – так, старики да калеки. Раз в три месяца мы, чтоб не возиться, всех разом порем да отпускаем. Но много их нынче, не успели управиться… мы, уж простите, вас завтра ждали.

– Без суда и следствия порете?
– усмехнулся Диколи.

– Возиться еще с ними, - махнул рукой Франц.

– Не желаете взглянуть? – спросил Диколи лорда Седвика.

Тот поморщился:

– Насмотрелся. А вы любопытствуете?

– Да, хотелось бы. Мне мысль пришла в голову: не пополнять ли ряды наших доблестных воинов за их счет тоже? Как вы думаете, господин министр внутренних дел?

Седвик нахмурился.

– Мы уже отдали вам каторжников из половины лагерей, лорд Диколи, и все осужденные за убийство отправляются вместо виселиц в действующую армию. Не многовато ли будет? Кто-то должен работать и внутри страны. Но, в общем, лучше мы обсудим этот вопрос на заседании Совета… или в приватной беседе. Господа, не пора ли нам ехать?

Диколи поднялся.

– Благодарю вас, господин Гудка, соус к мясу был выше всяких похвал. А я бы все-таки хотел посмотреть на этих ваших… сортируемых. Господа, составьте мне компанию, а потом уже и поедем.

Комиссия спустилась во внутренний двор.

Несмотря на шум и гам, там царил довольно строгий порядок. Три палача работали у расставленных по периметру дворика столбов; дюжие охранники споро заменяли уже высеченных жертв на другие, не обращая внимания на крики и быстро и безжалостно пресекая попытки сопротивления.

– А баб куда? – спросил Диколи, с любопытством присматриваясь к молоденькой девушке, отчаянно рыдавшей у столба.

– По мастерским, в монастыри, кого в работные дома. Только ведь бегут, стервы, обратно на улицу. Сколько раз попадались уже поротые, а куда их? Не мужики, их в рудники отправлять – возиться только, мрут, как мухи.

– Да, улов велик, – заметил Диколи, медленно обходя двор. Остальные нехотя двинулись за ним. – Я и не знал, что в Леррене столько смутьянов.

– Да, порядочно накопилось, ваша светлость. Видите – все трое моих молодцов разом. Обычно-то они посменно, двое работают – третий отдыхай. А тут пришлось припахать… чтоб не возиться долго. Ну да они не внакладе.

Лорд Седвик украдкой зевнул, прикрыл рот рукой. Гудка обтер ладонью потное лицо. Жарко.

Один

из палачей, умаявшись, опустил кнут, вытер со лба пот. Лицо его было сосредоточенно, но не жестоко; видно было, что он не получает удовольствия от криков наказуемого, а бьет сильно потому, что работа - не даром же хлеб есть. Охранник отвязал окровавленного бедолагу, истошно проклинающего всех на свете, включая родную мать, и потащил прочь. Другой подвел к столбу следующего, привязал, содрал рубашку…

– Ха, кто впервой, - посмеиваясь, сказал Диколи. – Этот-то – явно не впервой.

Он кивнул на наказываемого – спина того была покрыта старыми, уже побелевшими шрамами, явно следами кнута. Диколи подошел поближе, нагнулся.

– Тертый фрукт. А ты не беглый случайно, дружок? – он ткнул бедолагу в бок. Тот дернулся, но промолчал, отвернулся, словно его это не касалось.

Диколи сделал знак палачу подождать, тот послушно отошел. Дернул человека за руку, пытаясь рассмотреть запястье, полускрытое под веревками.

– Да Бог с ним, милорд, - проговорил Гудка. – Ну, может, пропустили…

– Лорд Диколи, - окликнул его Седвик, - нам в самом деле пора. Его Величество не станет ждать…

– Как дитя малое, - проворчал кто-то из гостей за спиной Гудки. – Что он, никогда бродяг не видел? Взяли его на свою голову…

– Одного пропустишь, другого, а там и… Да быть не может! – вдруг вырвалось у Диколи.

Диколи нагнулся еще сильнее, присмотрелся. Потрясенно выругался, выпрямился.

– Что случилось, ваша светлость? – спросил Гудка.

Диколи с силой схватил бродягу за волосы, развернул к себе лицом. С заросшего светлой щетиной, худого лица бродяги на лорда глянули пристальные серые глаза – несколько секунд, и человек дернул головой, высвободился.

Диколи вытер расшитым шелковым платком пот со лба, повернулся к начальнику тюрьмы.

– Гонца во дворец, быстро. Цирюльника немедленно. Этого – куда-нибудь… где нас никто не потревожит. Связать, но пальцем не трогать. Уйдет – шкуру спущу, ясно?

– Да в чем…

– Я сказал, живо! – рявкнул Диколи и замахнулся на оторопевшего Гудку. – Сыщики, мать вашу, исполнители! Какого… а если б проглядели?!

Развернувшись на каблуках, он почти бегом зашагал по двору. Седвик окинул недоуменным взглядом Гудку, бродягу, торопливо пошел вслед за Диколи.

Гудка обреченно посмотрел вслед лордам. Кажется, неприятность будет иметь продолжение. Да что такого случилось-то? Он взглянул на арестанта. Человек как человек, одежда небогатая, уже грязная – видно, недели две сидит, не меньше, и щетина на лице – уже не щетина, а почти борода. Молодой… не то приказчик из небольшой лавки, не то писец в конторе; таких на улицах – тысячи. На бродягу вроде не похож; за драку, что ли, попал или воришка?