Сказки из Скородумовки. Чурочки березовые
Шрифт:
– Прости мен , госпожа, прости. Не со зла я бежала, по глупости.
Уйди, дуреха, -Коварна махнула на девушку рукой, но Поля ловко ухватила гладкую ладонь.
– Ты смотри, сейчас ручку целовать будет - шепнула Марфа, - ну, Полька, всех обвела.
– Пусти, - взвизгнула Коварна, но Поля крепко держала руку, и вдруг девушка быстро и ловко ухватила рукав платья, дернула его, послышался треск материи, вопль Коварны.
– Вот так да, - довольно ухмыльнулась Буря, - по всему свету ты, сыночек летаешь, каких
С той стороны, где Поля разорвала платье лицо Коварны покрылось морщинами, волосы поседели, другая половина лица оставалась юной и свежей.
– Придется Коварне к Ветерочку дружочку одной половиной лица поворачиваться-хохотнула Марфа.
– На потеху выставила, - скрипела зубами Буря.
Волосы Ветра заходили ходуном, брови сошлись в черную полосу
Рабыни, собравшиеся в отдалении покатились со смеху, Поля и Гостюшка закрыв лица руками, смеялись беззвучно, Марфа вытирала слезы.
– Засеку, вопила Коварна, - седые волосы сплелись в плетки и начали бить по ногам рабынь. Но вместо слез и просьб о пощаде они хохотали еще сильней.
– И не помню, чтоб я так смеялась, - вот спасибо, так спасибо, - сипела Буря
– Перед смертью хохочешь, - замахнулась Коварна.
– много чудес в моем облачном тереме. Есть у меня метла волшебная, сейчас и я посмеюсь. Была ты Буря, а станешь, так, чохом. Коварна до пояса высунулась из окошка. В ее руках появилась метла. Старуха размахнулась, наподдала Бурю и та полетела вверх ногами с облака.
– Так тебе. Так, - злилась Коварна.
– Это ты зря, Коварнушка, - нахмурился Ветер.
– Маменька невежд не любит. Осерчает теперь.
– Мне-то что?
– дернула Коварна костлявым плечом.
Над облаком появилась огромная голова Бури, ноги старухи упирались в землю.
Гостюшка и Поля поежились.
– Думаешь испугалась?
– дразнилась Коварна, - вот я тебя по носу.
– Э,- почесал в затылке Ветер, - маманя разбушевалась, - сейчас начнет все швырять и кидать. Ей, когда рассердится, удержу нет. Пока-то гнев маманин уляжется.
– Ты, ветерочек, мой сыночек, забирай всех с облака, неси их в нашу избушку, накорми хлебушком. От пшеничного каравая колдовство коварнино рассеется, снова по земле ходить станут, а не в облаках парить.
– Хлеб это хорошо, - проворчала Марфа, - да вверх тормашками лететь больше не желаю.
– Это я от досады, бережно теперь понесу.
И действительно. Ветер собрал всех с облака и так опустил на землю, что и волосок на голове не шелохнулся. И едва успели все зайти в избу и закрыть ставни. Как наверху завыло, поднялась буря.
– Вы хлебушком-то угощайтесь, - сказал Ветер.
– скоро и маманя придет.
Хлеб быстро исчез в голодных ртах.
С каждым проглоченным куском Гостюшка чувствовала, что тело наливалось тяжестью. Уже никто из баб и девчушек
– Кабы крышу не снесло, - охали бабы.
– Не бойтесь, - усмехнулся Ветер, - изба наша крепкая, да и не будет маманя свой домик рушить.
– Ох, и досталось Коварне, - шепнула Поля и глаза ее блеснули.
Ветер пригорюнился.
– Обманула, ласковыми речами опутала, эх, видать, не найду себе суженую. Буду одиноким дуть-свистеть, то злой, то ласковый.
За окном стихло. В избушку вошла довольная Буря. Щечки ее раскраснелись, прядь волос выбилась из-под платка. Теперь Буря опять походила на добрую, приветливую старушку.
– Уморилась, посижу, отдохну, - Буря махнула рукавом, и девки, сидевшие на лавке, посыпались на пол.
Старушка села, вытерла вспотевший лоб.
– Ох, давно я так не тешилась! Хорошо было, весело. Так дула, что сама чуть не лопнула. Разметала Коварнин терем по облачку, а ее самое назад в Шамаханское царство зашвырнула. А платьишко отняла, чтоб больше молодых красавцев, - Буря выразительно глянула на сынка, - с ума не сводила.
Старушка вытащила из кармана клок ткани, на нем тускло мерцали звездочки.
– Дай сюда, - сказала Марфа.
– Куда руки тянешь, невежа, - нахмурилась Буря.
Тетка так скривилась, будто хлебнула прошлогодних перекисших щей.
– Рразреши на Коварнино платьишко полюбоваться, забавно мне, как это старуха молодой становилась.
При этих словах Ветер сжал руку в кулак и низко опустил голову, Гостюшка заметила, как покраснели его щеки.
– Держи, мне без надобности.
– Ух ты, ах ты, дай и нам посмотреть, - женщины повскакали с лавок, окружили Марфу и хотели пощупать лоскут.
– Ну ка, - громыхнула Марфа, - и звонка шлепнула по рукам, - куда лезете. Неумытые, не про вас такое чудо, еще порвете ненароком.
Тетка подышала на звездочки, потерла их рукавом, так что они заискрились, и повязала лоскут на шею.
Все ахнули. Марфа дивно похорошела. Она осталась прежней высокой и толстой бабой, но лицо было, как у юной девушки.
– Тетка Марфа!
– воскликнула Поля, - красивая ты какая молодая, черноволосая. Щеки полные, лицо белое. Осталась коварнина сила в лоскуте.
– Что лоскут, - отмахнулась Марфа. Подумаешь, лоскут. Что я тряпок таких не видала? И силы в нем никакой нет. Иль ты Полька слепа, не замечала, что у меня всегда брови соболиные были, уста сахарные, лицо как мукой обсыпанное.
Гостюшка хмыкнула, Поля прыснула.
– Глаза у меня зоркие, коли я твои белесые брови разглядела, - звонко сказала девушка.
– Да ну тебя!
– отмахнулась Марфа.
– Наговоришь тоже.
Тетка сняла шеи тряпицу, сунула за пазуху. Округлые щеки обвисли и загорелись конопушками.