Сколько стоит корона
Шрифт:
Ленивые неспешные мысли мгновенно сбежали прочь в недра сознания -- перед Дойлом склонился в учтивом поклоне и попытался пройти дальше человек, которому было совершенно противопоказано попадаться ему на глаза. Дойл остановился и сказал, не поворачивая головы:
– - Стойте-ка, господин Оуэн.
Управляющий замка остановился -- Дойл не видел, но слышал шорох его одежды и ставшее частым дыхание.
– - Рад нашей встрече.
– - Милорд Дойл, -- раздалось сзади, -- рад служить.
– - Не сомневаюсь. Подойдите-ка
Управляющий шаркнул ногами и встал перед Дойлом, поклонился и так и замер, сложившись пополам. Дойл хрустнул пальцами. Вчера он желал засунуть подонка на нижний уровень подземелья, в одну из ледяных камер под озером, и посмотреть, какие боли прохватят его после подобной ночевки. Но сегодня ярость уже прошла, от нее остались только слабые отголоски, и Дойл вполне осознавал, что это -- отголоски личной, почти детской обиды. Управляющий попытался насолить ему -- мелко и глупо, -- но не совершил измены, не подверг безопасность и благополучие короля риску. Он не заслуживал камеры.
– - Мне кажется, вы слишком усердно служите, господин Оуэн, -- произнес Дойл неторопливо, изучая лысину управляющего.
– - В с-самом деле, милорд?
– - Несомненно. На вас лежит так много обязанностей, так много забот.
Лысина покрылась блестящим потом.
– - Ничто не ускользает от вашего чуткого взгляда, ни один уголок замка, ни одна щель в стене, -- продолжил Дойл ласково, а потом коротко и резко добавил: -- и так должно быть впредь, господин Оуэн, иначе вы будете изучать замок с доселе неведомой вам стороны.
Дослушивать ответ или извинения он не стал -- зашагал дальше, тщательно задавливая в себе мстительные порывы. Было что-то притягательное в идее, например, велеть ему опуститься на колени и ползти до конца коридора, собирая на бархатные штаны пыль дворцовых полов. Но это было бы низко и бесполезно, а потому должно быть отвергнуто и забыто.
Большой приемный зал уже был полон: скоро должен был начаться ужин, но пока короля и королевы не было, гости ходили вдоль длинных столов и громко разговаривали, перекрикивая друг друга. Дойл на глаз прикинул количество людей и понял, что, не считая охраны и слуг, собралось больше сорока человек.
Но его появление, как и утром на королевском суде, заметили сразу -- по галдящей толпе прошел короткий вздох, и она замолкла.
– - Добрый вечер, лорды, -- произнес Дойл и вдруг почувствовал непонятное, едва ощутимое жжение. Его источник не нужно было искать долго -- просто леди Харроу вошла в зал почти следом за Дойлом и остановилась в дверях, робея. Проклятая кровь в жилах заструилась быстрее, приливая к чреслам. Дойл позволил себе на мгновение прикрыть глаза, восстанавливая в памяти ощущение холода от купания в ледяных ключах, и возбуждение ослабло.
Ведьма вблизи была привлекательнее, чем издали. Дойл, повернувшись, изучал ее рыжие кудри, мягкую светлую кожу, пятнышки солнечных поцелуев на
– - Леди Харроу, -- сказал он негромко, и гости, убедившись, что он не интересуется кем-то из них, вернулись к своим разговорам, только на два тона тише.
Она опустилась в низком реверансе перед ним, не поднимая глаз, и ответила:
– - Милорд Дойл.
– - Встаньте, леди.
Она подчинилась сразу -- неестественно плавным движением. Церковники много писали о том, как распознать ведьму. Но они могли бы не утруждаться -- леди Харроу являла собой ярчайший образец.
"К черту ожидания, -- подумал Дойл, -- на дыбе редко хранят секреты, а с переломанными пальцами ни одна ведьма не сможет колдовать. Все, что нужно, это оглушить ее и велеть теням забрать. К черту игры". Но, разумеется, не оглушил и не велел, а весьма любезно спросил, жестом предлагая пройти ближе к столу:
– - Как вам нравится столица, леди Харроу?
– - Слишком шумно и грязно, милорд, -- ответила она, -- но мне скорее нравится. Здесь чувствуется жизнь. Мне не хватало этого в поместье.
– - Жизнь порой принимает отвратительные формы, леди, -- заметил он, имея в виду магию, но по ее глазам увидел, что она поняла эти слова иначе.
– - Жизнь прекрасна в любой из форм, созданных Всевышним.
Она решила, что он говорил о себе. Дойл скрипнул зубами.
– - В вас говорит наивная вера, естественная для вашего пола.
– - Несомненно, -- согласилась ведьма, но как-то слишком уверенно и почти насмешливо.
– - Женщины видят этот мир в лучшем свете, чем мужчины, милорд.
Дойл на это кивнул, признавая ее правоту, и уже собрался спросить, какие же положительные черты она видит в столичных формах жизни -- просто чтобы о чем-нибудь говорить, как она уточнила спокойно:
– - Простите, милорд, а в чем меня подозревают?
Руки оставались праздно-спокойными, взгляд колдовских зеленых глаз -- безмятежным, щеки -- бледными. Дойл заметил бы любой признак волнения, но нечего было замечать. Она спросила об этом так, словно говорила о погоде.
– - Почему вы спросили об этом, леди?
Зеленые глаза мигнули, тонкие губы дрогнули в улыбке.
– - Я всего три недели при дворе, но этого достаточно, чтобы узнать некоторые факты. И когда гроза всех заговорщиков и преступников королевства заводит со мной беседу, я не могу не спрашивать: в чем он меня подозревает?
– - Дойл готов был поклясться, что она сдерживает улыбку.
– - Гроза всех преступников и заговорщиков королевства, леди, -- сказал Дойл, чуть дернув уголками губ, -- к его большому сожалению, всего лишь жалкий смертный, подверженный всем слабостям человеческим. В отличие от разящего пламенеющего меча, он не может лежать в ножнах в ожидании своего часа. И сегодня его привело на прием не дело, а чувства простого смертного -- голод и скука.