Скрипач

Aston_Martin

– Денег он у меня просит! Шваль! – воскликнул Ришаль.

– Помилуйте, батюшка! – воскликнул незнакомый старик, стоящий на коленях перед Ришалем и поднимающий руки вверх, выказывая этим полное подчинение.

В этот момент юноша заметил, как что-то блеснуло в руках Ришаля. Первую секунду Ганс не мог понять, что это за предмет, но когда режиссер вскинул револьвер, чтобы выстрелить…

Ганс со всех ног бросился к нему и оттолкнул руку за доли секунды до того, как раздался хлопок выстрела.

– Батюшки! Как собак стреляют! Да что же это творится! Что за люди…

На глазах старика при свете месяца сверкнули

слезы, он быстро вытер их рукавом рубища.

– Я ведь ветеран войны, ногу потерял! – продолжил старик, привстав с колен и продемонстрировав обрубок правой ноги, – приходят, говорят: «Вещи собирай – служба, долг зовут!», а потом и в самое пекло. Живые как мясо бессловесное. И ведь никто не спросил… Как сказали французы, так и будет сделано. Да разве ж так можно? Разве ж я заслужил жизнью своей это? Молодой был, глупый, но ведь никому зла не делал… С женой, да с детьми малыми разлучили, отправили черт его знает куда… Разве ж справедливо это? И, Бога ради, вам, здоровым, молодым жаль старому, юродивому дураку монетки? Да разве ж справедливо? Разве ж по чести?

– Не тебе, собака, о чести говорить! – сказал Ришаль, – Небось за Наполеона воевать пошел! За этого мерзавца, который посмел называть себя императором французским!

– Да разве ж я знал, за кого? – продолжал старик, обращая теперь руки к небу и глядя на Ганса, – Помилуйте, батюшка!

Ганс оставил горстку мелочи из кармана рядом с нищим, который бормотал ещё что-то. Юноша, подталкивая Ришаля в спину, пытался увести его прочь. Режиссер,до этого момента непрерывно посылавший проклятия в сторону старика и бонапартистов, вроде бы перестал сопротивляться. Когда их отделяло от нищего уже порядочное расстояние, Ришаль вдруг резко обернулся и выстрелил ещё раз наугад. Старик, ухватившись за правый бок, резко вскрикнул, затем замолк и медленно скатился на землю.

Ганс бросился было к старику, но увидев, как его рука тряпкой упала на землю, обернулся к режиссеру. Ришаль, казалось, не понимал происходящего и пустыми глазами уставился куда-то в темноту. Ганс протянул руку, чтобы забрать у компаньона револьвер, но Ришаль вдруг резко, с силой и четкостью трезвого человека, оттолкнул его от себя. Юноша споткнулся и упал, больно ушибив локоть.

– Не тебе, щенок, меня учить! – сказал Ришаль, пряча револьвер за пазуху.

В вечерней темноте, плавно перешедшей в ночную, убийца нетвердыми шагами возвращался к гостинице. Казалось, будто испуг, настороженность и что-то ещё, чему с трудом можно дать название, витало в воздухе вокруг.

====== Глава 12. ======

В последние дни Ганс все чаще задумывался о том, что все, что бы ни предпринималось в жизни, в конечном счете, оказывалось тщетно, не приводило к ожидаемым результатам. И для чего же стараться, если, достигая поставленной цели, не получаешь ожидаемого счастья и удовлетворения?

После трех концертов, отыгранных в Мюнхене, а затем ещё четырех в Эрфурте, в Праге, Вене, Зальцбурге, Цюрихе, Берне и ещё где-то (юноша даже не помнил всех названий городов), в душе почему-то осталось лишь чувство пустоты и неудовлетворенности. А ещё чувство страха и ненависти. К Ришалю.

Теперь, по привычке поджав колени, сидя на жесткой полке поезда, юноша смотрел в окно и вспоминал несколько прошедших месяцев.

В тот вечер, когда Ришаль застрелил бедняка, юноша долго не мог заснуть,

вернувшись в гостиницу. Перед его внутренним взором ежесекундно возрождались картинки убийства надсмотрщика, драки с пьяным пиратом, остекленевшие глаза, падающая с едва слышным шорохом на холодный камень рука. Картинки его сумасшествия. И как тяжело далось осознание того, что все эти события связывает временной промежуток длиной в неполный год…

Первый раз за долгое время юноша осознал, что он хочет вернуться. Куда? Ответ казался очевидным – туда, где ему было хорошо и спокойно – в родную деревню. Но как только он вспомнил об этом, подсознание услужливо начало рисовать другие образы: умирающая мать, разлетающиеся осколки стекла, влажные стены пещеры рядом с рекой, крики отца, избиения, смерть старушки-горничной…

Все эти видения сменялись с ужасающей быстротой, а потом повторялись снова и снова. Гансу казалось, будто бы он наяву слышит крики, ругательства, щелчки кнута, треск разбиваемого стекла, предсмертный хрип, визг, кашель, стоны… Все эти звуки становились громче с каждой секундой и сливались в один неразделимый громкий гул.

Не находя себе места, юноша бродил кругами по комнате, освещенной бледным месяцем, затем зажег свечу и сел за стол, схватившись руками за голову. Глядя на дрожащие отблески света на столешнице, юноша, казалось, не думал ни о чем, но в то же время в его голове проходила тяжелая внутренняя борьба. И под давлением этой нравственной работы над собой, своей жизнью, своими чувствами и принципами, юноша сдавался, отступая от своего прежнего мировоззрения и предаваясь новым пугающим мыслям.

Он вспомнил прошедший день. С того самого момента, как Ришаль пришел утром к Гансу, юноша не расставался с режиссером ни на минуту, кроме той четверти часа, которую Мишель провел у директора театра. Это означало, что револьвер был взят Ришалем с самого утра. Но зачем ему это было нужно? На этот вопрос юноша и пытался найти ответ, точнее, он пытался отыскать причину, заставлявшую режиссера носить с собой оружие. Ганс вспоминал весь день, веселого и беззаботного Ришаля, каждую деталь, каждую секунду, но никак не находил ответа.

Затем он размышлял о вечном: жизни, смерти и праве человека на них. Может ли один отдельно взятый человек решать, кому оставаться на земле, а кому умирать? И вообще, что значит смерть? Юноша ни один раз видел, как уходят люди из жизни. Видел тень обреченности и страдания на лицах, видел… улыбку? В чем была роль человека при жизни? И что оставалось после смерти? Убийство – смертный грех, или возможно оправдать его?

Ряд бессмысленных вопросов, ответить на которые не представлялось возможным.

Ганс не помнил, на каком именно моменте размышлений он перешел в царство Морфея, но утром проснулся с твердым намерением бросить работу и уехать в деревню.И это намерение было единственным результатом внутренней работы юноши, потому что он не мог сейчас разобраться в своих чувствах и несвязных обрывках мыслей. Ему беспрестанно казалось, что ответ где-то совсем рядом, но, тем не менее,чего-то очень важного, существенного не хватало Гансу, чтобы поймать кончик невидимой нити этой тайны.

Некоторое время, прохаживаясь мерными шагами по комнате, он ждал. Вот, наконец, раздался знакомый глухой стук в дверь. Юноша открыл. На пороге стоял чем-то очень обрадованный Ришаль.