Скрипач

Aston_Martin

Принесли первое блюдо. В этот момент эмоциональный и физический восторг юноши, казалось, достиг предела, но это было ошибочно. Под кокетливую польскую мазурку, которую многие не сочли бы за серьезный танец, юноша принялся за свой сырный суп с креветками. Ришаль время от времени подливал в бокалы вина, после которого на юношу нахлынула неожиданная волна веселья и всеобъемлющей любви. Отчего-то так радостно сделалось на душе…

После нескольких бокалов Ришаль подумал, что следовало бы отвлечься и размять затекшие ноги. Пригласив солидную даму в шикарном платье, сидевшую за соседним столиком, режиссер с видом бравого молоденького франта расшаркивал перед ней ногами в танце. Её молоденькая

спутница по приглашению чувствующего себя слегка смущенным Ганса перебралась за его столик. Мило улыбаясь, кокетка рассказывала о последних новостях Парижа, изредка задавая юноше вопросы. Ганс жестами объяснил ей, что не может отвечать в силу своей врожденной особенности, затем привычно достал из кармана бумагу и кусочек угольного карандаша и начал записывать ответы, изредка подвигая листок к своей барышне, чтобы она могла прочитать. Прошло ещё немного времени, и барышня, точно так же, как и Ганс, развеселенная вином, сама пригласила его на так называемый «белый» танец. Юноша отрицательно закачал головой, пытаясь сказать, что не умеет танцевать, но барышня (её звали Лизетт, или как она сказала: «Просто Lise») не принимала никаких возражений. Вытащив юношу за руку на небольшую танцевальную площадку, Lise начала объяснять Гансу, как делать некоторые несложные па.

Проведя ещё несколько часов в компании приятных дам, музыки и выпивки, скрипач со своим старшим товарищем вернулись домой уже глубокой ночью. Наспех скинув одежду и оставив любимицу-скрипку на столе, Ганс упал ничком на кровать и тут же заснул, убаюканный алкоголем, разбежавшимся по жилам.

Полетели дни за днями. Юноша готовился к новым концертам, которые теперь проводились чаще и всегда с неизменным аншлагом. Жан Адлен, все меньше и меньше узнающий в мосье Сотрэле прежнего Ганса, в скором времени пожелал уехать в Италию к своим родным, сославшись на тяжелую болезнь, мучившую его уже несколько лет. Несмотря на все уговоры Ганса, для которого учитель стал настоящим другом, предложения оплатить лечение в Париже (благо денег у Сотрэля теперь всегда было в достатке), мосье Адлен был непреклонен. В конце лета он покинул Францию.

Оставшись без учителя и старшего товарища, Ганс больше времени стал проводить в компаниях, которые назывались обыкновенно «сливками культурного общества» Парижа, а на самом же деле являлись лишь праздными зеваками, попусту растрачивающими свою жизнь. Выбрав в качестве нового наставника знаменитого на ту пору во Франции скрипача Блеза Лафарга, который, впрочем, мало чему толковому мог научить, Ганс перестал уделять должное внимание работе над техникой и характером произведений, стараясь лишь понравиться публике. Что-то сильно изменилось в юноше, сделав его полноправным представителем того общества, в котором он находился.

Новые знакомства, мимолетные влюбленности, вино, деньги, балы, приемы – все это закружилось возле Ганса, занимая все больше и больше времени. И чем дольше это продолжалось, тем меньше внимания юноша уделял бывшей любимице – скрипке.

После успешно отыгранного второго концерта, юноша решил нанять учителя танцев, так как счел освоение танцевального искусства необходимым пунктом для гармоничного сосуществования с культурным обществом.

Дела шли в гору. Билеты на концерты дорожали, публики собиралось все больше. Некоторые особо почитаемые и богатые жители Парижа готовы были платить огромные деньги только лишь ради того, чтобы мосье Сотрэль посетил их дом и сыграл одну-единственную коротенькую польку.

С неизменным умилением и надменной улыбкой юноша прочитывал длинные анонимные письма от неизвестных барышень, содержащие объяснения в любви, каждое из которых обязательно дополнялось строчкой в конце: «P.S. Вы узнаете

меня среди толпы по глазам, так невероятно схожим по цвету с Вашими».

Так в праздном веселье проходило ожидание. И вот, наконец, это случилось.

– Ганс, собирайся, мы едем! – воскликнул Ришаль.

Юноша вопросительно поднял брови и присел на диван, ожидая подробностей.

– Обо всем по порядку, – сказал Ришаль, присаживаясь за стол в своем кабинете, – ты, вероятно, помнишь то письмо, копии которого я разослал коллегам по всей Европе…

Ганс утвердительно кивнул.

– Продолжу, – сказал Ришаль, – два дня тому назад пришли ответы из Англии, Германии и Италии! Они все желают видеть тебя на своих сценах. Причем, итальянцы хотят провести сряду несколько концертов! Конечно, мы должны будем отдать им по двадцати процентов выручки… Но ведь и цена билетов растет!

Молодой музыкант внимательно слушал речь своего наставника.

– Я думаю так: турне по всей старушке-Европе, – заключил Мишель, отодвинувшись от стола.

Ганс склонил голову набок, очевидно ожидая продолжения мысли.

– Рассылать письма не будем, – продолжил Ришаль после минутного молчания, – договориться насчет концерта, даже в самом убогом городке, вполне возможно. Стоит лишь показать деньги…

С этими словами режиссер лукаво улыбнулся. Поднявшись с кресла и сделав пару кругов по комнате, он остановился у окна.

– Для начала мы отправимся к немцам. Там дадим пару концертов, вероятно, в Штутгарте и Мюнхене. До столицы не поедем – слишком далеко. Затем завернем в новоиспеченную Австро-Венгрию… После этого…

Ришаль ещё долго рассказывал о том, куда, зачем, после чего они поедут, сколько концертов дадут, по какой цене будут продавать билеты, какую аудиторию соберут… Описывал невероятно красивые города и достопримечательности, которые просто необходимо посетить, и многое-многое другое. Ганс слушал его, откинувшись на спинку дивана и заложив руки за голову, и думал только об одном: «Вот и начинается она – настоящая жизнь».

====== Глава 11. ======

Стремительности, с которой зарождалась идея или возникала цель, а затем разрабатывался план её достижения в голове мосье Ришаля, позавидовал бы и Наполеон Бонапарт, если бы был лично знаком с Мишелем. После нескольких часов, проведенных наедине с картой, бумагой и чернилами в кабинете, мосье Ришаль разработал подробный маршрут европейского турне, расписал концертные залы, которые обычно предоставлялись в аренду гастролирующим музыкантам, выписал адреса знакомых, которые могли бы помочь уладить дела в том или ином городе.

Через несколько дней, бросив все прежние дела, режиссер со своим подопечным уже садился на поезд до Мюнхена.

Ганс раньше никогда не путешествовал, за исключением, конечно, поездки во Францию и мелких выездов в окрестные городки из деревни. Теперь, поджав ноги, юноша сидел в поезде и внимательно разглядывал проносящиеся мимо пейзажи. Точнее, пытался разглядеть.

Ришаль, предупредив, что путь предстоит длинный, закутался в теплый плед, выданный ему как особо уважаемому пассажиру, задремал, привалившись спиной к стене. Ганс каждый раз улыбался при мысли, что едва различимое похрапывание успевшего погрузиться в глубокий сон Ришаля так точно попадает в такт ритмичного постукивания колес поезда. Убедившись, что ничто не может помешать, юноша вытащил из небольшого дорожного чемодана нотные листы и принялся за давнюю работу. Из-под его руки на бумаге вырисовывались ровные ряды нот. Задумываясь и покусывая кончик пера, Ганс мысленно представлял, как будет звучать та или иная фраза, записанная им на бумаге нотами. Вероятно, позже у него будет время исправить недочеты, если таковые имелись…