Сквозняки закулисья
Шрифт:
– Что это я о беде? Зачем мне беда? – Даша вздрогнула и передернула плечами от холодной волны, пробежавшей по телу. – Не накликать бы, ворона. Скверная ночь, скверное утро, скверный день, знать бы заранее вся ли это скверность, или впереди ждет что-то пострашнее?
– Как, милая, ты смотришь на то, чтобы осчастливить своим присутствием колымагу с гордым названием «автобус»? Не забыла еще? – Помреж хитро улыбался в проеме двери.
– Эту заразу, пожалуй, забудешь: летом дышать нельзя, зимой от холода околеть – раз плюнуть. – Выходя из гримерки, она посмотрела в зеркало, – застрянет, обязательно застрянет.
Пока
Ощущение холода и промозглой сырости, обычное в таких поездках, из чрезвычайного становилось привычным, и только сознание, что где-то актеры живут иначе – с комфортом и в тепле – как-то печально угнетало. С недавних пор ее стала посещать пораженческая мысль, что, возможно, мать была права. Она устала от дикого капитализма «с человеческим лицом», от частых приемов «шоковой терапии» без наркоза, оттого, что всякий раз, засыпая, не знаешь, в какой стране проснешься, заснула в одной – проснулась в другой. «Уйду», – решила она. И всякий раз, принимая решение бросить театр, она забывала о прежних, точно таких же решениях. Твердо уверив себя вот в такие же хмурые поздние вечера, что обязательно с этим надо кончать, утром, отведя дочку в садик, она пробегала глазами текст роли за чашкой кофе и отправлялась на репетицию.
Когда автобус въехал в город, она почувствовала непреодолимое желание выйти. Хорошо, что их отвезли сразу домой. Даша еле дотерпела и выскочила из двери первой. У подъезда стояли актрисы. Она попыталась незаметно проскочить на свой этаж, но ей стали говорить что-то о садике, о Кате, о больнице… Что было потом – помнилось с трудом, потому что…
Потом закончилась жизнь.
Нелепо… Страшно… Катька раскашлялась за обедом в садике и подавилась хлебом… корочкой хлеба.
Как же можно так подавиться, чтобы умереть???
– Как, доченька, как… Мы же должны были с тобой пойти в поликлинику, а потом пирог-и-и-и… Кусок черного хлеба… того… материнского, проклятого…
Страшная черная ночь накрыла собой Дашу.
4 глава. Жена
Наглое солнце нестерпимо било по глазам. Прячась от него, Павел перепробовал уже оба бока и спросонья попытался было поискать третий. Но, поскольку третьего бока для человека природа не предусмотрела, пришлось проснуться. От короткого дневного сна не осталось и следа – внутри все пело. Павел почувствовал необыкновенный прилив сил. Да! Он действительно готов к своему проекту. Внимательно просмотрел вчерашний сценарий и наброски. Некоторое время ушло на то, чтобы договориться об аппаратной. За что он любил родное Останкино, так за многовариантность. Путем несложных подсчетов была вычислена ночная смена, где за четыре часа работы с опытным монтажером с него обещали взять символическую плату.
Он вдруг подумал, что никогда всерьез не размышлял о
Наверное, деньги поклоняются своему особому богу и признают только собственную логику. Надо научиться понимать ее. Тогда можно надеяться, что деньги выберут именно его своим хозяином, хотя, в нынешнем положении тоже было немало плюсов и преимуществ. Да, безденежье. Но, свобода! Хотя отсутствие денег делало его существование незавидным, а положение шатким. Только назвать это несчастьем Павел не мог. Сейчас не мог и не хотел.
Интересно, а если он заимеет деньги? Ну, можно же это себе представить? В конце концов, он – творческая личность. Творческая – без всякой иронии. Он почувствовал, как распрямились плечи, обычно, в таком качестве себя он воспринимал именно иронично. Вот он заимеет много денег. Все равно как – кредитом в банке, займом у друзей, спонсорской подачкой, свалившимся наследством от забытой бабки – и что? Что будет дальше? С деньгами и с ним? С деньгами как раз, наверное, хлопот будет меньше – вложить их проект и вся недолга. А вот с собой, что с собой произойдет? Потеряет ли он свою свободу? Вынужден ли будет подстраиваться под новую ситуацию и менять себя?
А ведь это непременно произойдет – деньги не терпят бессмысленности. И ценность для них представляет только система, при которой они могли бы размножаться, производя себе подобных, – деньга прирастает деньгой! Павел усмехнулся, он вдруг осознал, что думает о деньгах, как герой гоголевских «Игроков» о колоде карт – Аделаиде Ивановне. Что-то в этом было нехорошее, болезненное. И все от постоянного безденежья. Он прикрыл отяжелевшие веки: «Господи! Почему я должен все время выбирать между белым и черным?»
Странно, только что была гармония – и нет ее. Стоит о наличных подумать, как счастье мгновенно заканчивается. Одна лишь память в остатке. Резкий звук телефонного звонка вынудил его отойти от окна.
– Мечтатель, где тебя носит? – Бывшая жена не стала утруждать себя этикетом.
– Ты, как всегда, берешь быка за рога.
– Неужели выросли?
Павел промолчал.
– Не куксись, это я так, сморозила, уж больно гладко вышло.
– А я и не спорю, ты, как всегда, права.
– Что, действительно оторвала от полета фантазии?
– Что-то вроде того, – нехотя промямлил Павел.
– Опять про свободу…
– Не угадала, про деньги.
– Ну, ты даешь! – Жена чуть не поперхнулась.
– Никому! Пока нечего. Да и некому.
– Если что, запомни – я первая в очереди. По знакомству удружишь?
– Как только, так сразу, – Павел произнес это совершенно серьезно.
– Ладно, что мы с тобой все о низменном, хотя, куда от этого деться? Какие планы на выходные, не забыл, что у Кольки день рождения? Хорошо бы встретиться.