Сквозняки закулисья
Шрифт:
– Ты его наказываешь?
– Нет. Ни я, ни мама. Помнишь, как он плакал в детском садике?
– Все дети плачут и не хотят ходить в садик, потому что боятся, что их там оставят, но потом они вырастают.
– В том-то и дело, что они вырастают, а страх остается. Мне кажется, что у него отсутствует чувство безопасности.
– Не отпускай его одного на улицу.
– Ему уже 10 лет, в клетке не запрешь. А кроме того, он смотрит телевизор.
– И от этого пугается? Не смеши меня, пожалуйста. – Павел раздраженно откинулся на высокую спинку стула.
– А ты сам давно смотрел телевизор?
– Да я… – Павел осекся. Он вдруг понял, что никак не может назвать себя телевизионным зрителем. Он создатель разного рода телевизионных продуктов. И только.
– Вот-вот. Посмотришь ваши новости…
– Наши новости.
– Нет, родной, ваши. И где только вы их берете – эти новости? Что ни день – ужас, сплошные убийства, кровь, насилие…
– Я рекламу делаю, – он попробовал оправдаться.
– Очень интересно, а главное поучительно, в 10 лет познакомиться с проблемой женских прокладок. Ты хотя бы понимаешь, во что превращаются наши дети?
– И во всем виновато телевидение?
– Паша, я не хочу ругаться с тобой. Извини, просто накипело, сорвалась. Я понимаю, что ты – подневольная лошадка, но вокруг столько жестокости, а телевизор ее еще и усугубляет, утрирует и смакует. Получатся, что жизнь состоит из одних войн, катастроф, беснующихся маньяков. Нам, взрослым, и то нелегко отключиться от этого негатива, а каково ребенку? Хотя, я подозреваю, что Колька уже адаптировался к телевизионным кошмарам, только… – Ирина горько вздохнула, – мне кажется, что теперь он… Я вчера случайно услышала, как он другу по телефону советовал выпить на ночь полный стакан воды.
– Зачем?
– Тогда попугай вернется. Видишь ли, Пашенька, после нашего с тобой развода, он выпивает на ночь стакан воды для того, чтобы я возвращалась каждый вечер домой с работы.
– А я? – Павел растерялся.
– А тебя он с работы не ждет, – прошептала Ирина и горько улыбнулась, – хотя, я могу заблуждаться. Только точно знаю одно, он теперь за меня боится, как бы со мной ничего плохого не случилось. Ты будешь смеяться, но я должна звонить домой каждые два часа, чтобы не вызвать у него депрессию.
– Господи! Что ты такое говоришь? – Умиротворение слетело с Павла, и он ощутил противное жжение под ложечкой. Как не вовремя проснулась язва. Ее только не хватало. – Что же делать? Что же делать?
– Я тебя очень прошу, пожалуйста, поговори с ним, как со взрослым поговори. Может, это сначала будет трудно, он не сразу пойдет на откровенность, но ты постарайся. Я не могу. Я женщина. Ему нужен твой опыт, пока… Пока не приобщился к куреву или наркотикам.
– Надо следить, он же еще маленький.
– За всем, дорогой, не уследишь. К тому же, давай смотреть правде в глаза, если очень захочется… Впрочем, ты и по себе это знаешь.
Павел скривился от подступающей изжоги. И зачем он пил эту благородную натуральную кислятину шут знает какой выдержки, лучше бы обошелся простой водкой. Не вовремя подумалось, что заболевания и неприятности зависят от неправильных поступков. Церковь внушает, что это кара за грехи, а ведя праведную жизнь и замаливая грехи, можно смягчить гнев Божий. Чем он сегодня прогневил Создателя?
– Я бы и рада покаяться, да не знаю, в чем, – Ирина словно бы подслушала его мысли, – душа изболелась, сил нет. Понимаю, что на все воля Божья и в нее нельзя вмешаться – никого не спасешь, и сама к ответу будешь призвана. Всему свое время. И место. И дело.
Павел устало опустил голову на руки. Вот оно – настигло. Никому не дано оправдать прошлое. Оно необратимо. Сбегать в него на прогулку с целью исправить пакости, можно только в фантастическом приключении. Жизнь – не кинолента, ее не отмотаешь, не вырежешь, не поправишь кадр. Это кино пишется без дублей. Сами играем, сами озвучиваем. И не согласно сценарию – вживую, экспромтом, с умом – кому как повезет. От жизни хочется получить по максимуму всего. Хотя все стараются получать исключительно хорошее, праздничное. Только разве на всех напасешься? Постоянный праздник неизбежно оборачивается буднями. К нему привыкаешь, как к чему-то обязательному, обычному. Так начинается повседневная скука. И снова отправляешься на поиски нового праздника…
Когда, наконец, Павел поднял голову, то увидел, что ресторанный зал погрузился в полумрак. На столах мерцали свечи, и пианист на эстраде тихо наигрывал первую часть «Лунной сонаты» Бетховена. Ирина смотрела в окно, и в ее глазах блестели слезы. Павел накрыл рукой ее холодные пальцы.
– А мальчишки?.. – Павел испугался, что заплачет.
– А мальчишки не хотят больше быть летчиками и космонавтами, ведь аудитор и юрист зарабатывают больше. Бандиты тоже. Со всех сторон, Пашенька, обступил нас культ насилия – газеты, книги, кино, телевидение… Кровь, трупы, мафиозные разборки. Цена человеческой жизни – единственной ценности на земле, которая не имеет никакой ценности, потому что бесценна, – сегодня в исчезнувшую копейку.
– И все-таки… – Павел смотрел на бывшую жену, как на оракула: никогда ничего подобного от нее не слышал и даже представить не мог, что она размышляет над подобными вещами. Откуда эта философия? Что случилось в ее жизни?
– И все-таки радость рождает радость, – Ирина грустно улыбнулась, – беда приводит беду, страх провоцирует страх. И только колоссальный труд позволит создать собственное счастье. Только преодолев собственный страх, можно рассчитывать на обретение радости. И никогда нельзя забывать, что страх – это только то, что сидит внутри тебя. Внешние беды и опасности всегда отступают, если внутреннему страху ты не даешь взять себя за горло.
– А у тебя получается?
– Что-то получается, что-то нет. Знаешь, я отупело наблюдаю за огромной армией суетящихся маленьких людей. Они изо всех сил делают большие деньги. И опять, как много лет назад, меня пугают, расстреливая в упор маленьких людей с набитыми кошельками. Крутых убивают еще более крутые. А мне опять остается сидеть тихо, молчать и не высовываться, – пули летают шальные. Помнишь, как эпоха учила нас молча ничего не замечать. Очень важно было сделать так, чтобы у граждан страх был главным чувством. Ни любовь, ни милосердие, ни жалость, ни… Только страх. Парализованным сознанием управлять легко и удобно.