Сквозняки закулисья
Шрифт:
Уже понятно, что детские игры закончились, и агрессией юности с ее безумием и безжалостностью земля сыта по горло. Но надежда на мудрость еще слишком слаба.
Мудрость беспомощна. Лишена тела. Силы.
А молодые тела горячи, и их владельцы сходят с ума в поисках удовольствий. Закайфовать, забалдеть, забыться, – и подальше от безумия эпохи смуты и перемен. Заработать, а лучше – наворовать, отнять, изъять, вложить в недвижимость, ввинтиться в чужую реальную жизнь. И забыть о себе. Культ зеленых портретов, настоящих бриллиантов и бесстыдной ночной жизни становится единственной целью. Мечты и надежды надежно изгнаны. Перед бронированной дверью сытого сегодня слишком сиротливо и неуютно сумеречному вчера.
Бедное-бедное время. Тебя, говорят физики, не существует. И все-таки, бедное-бедное время. Вчерашние лозунговые идеалы затоптаны ураганной поступью сегодняшнего лощеного хама с гарвардскими замашками одесских космополитов, вседозволенностью кавказских «князей» из кизяковых аулов и пофигизмом российских стадных граждан.
Алчное, клыкастое и хорошо вооруженное «сегодня» лихо затаптывало «вчера». Но вечером, за каждым окном зажигался свет. Может быть, хрупкое «завтра» не совсем растворилось в нестойком тумане надежд? Может быть, ее радость притаилась где-то там – за соседним углом?
Фонари не горели, и она несколько раз тогда оступалась. Старухи с ведрами тоже не попадались – какая торговля в потемках? В овощном магазине на углу было совсем мало покупателей. Лук на вид показался сухим, и она купила сеточку – вот и все цветы для ее кухни. Состояние было какое-то непонятное, взвешенное. Ее словно обманули, поманили и ничего не подарили. Дома быстро приготовила ужин, убралась в прихожей, а внутри, разгораясь, росло ожидание чего-то необычного, почти сказочного. Коленьку из садика надо было забирать только в пятницу…
Она вспомнила! Сегодня был праздник – пятилетие у них с Павлом! Так вот что ее мучило! Она посмотрела на часы – почти восемь. В это время муж обычно возвращался после вечерних новостей. До его прихода оставалось несколько минут. Тогда Ирина загадала, если он принесет цветы, – начнется новая жизнь! Он уйдет с телевидения и вернется в кино, ей в театре дадут новую роль, появятся лишние деньги, и они наймут Коленьке няньку, чтобы, наконец, забрать его из ненавистного садика. Будет счастье!
Просто счастье.
Вообще – счастье.
Откуда родилась уверенность такого многообещающего вечера? Ни сейчас, ни тем более, тогда Ирина не знала. Павел пришел чуть раньше. Без цветов.
И это было правильно.
Это было естественно.
Это было так, как всегда и бывает.
Он быстро переоделся и уткнулся в телевизор. Ужинать отказался наотрез, иначе его команда могла проиграть. Ирина вспомнила, как она едва сдерживала слезы от упреков, что забыла об особых приметах спортивных болельщиков. Про праздник нечего было и напоминать. Она тихо вышла на кухню. На столе остались хлебные крошки. Вначале она сгребла их вместе, потом скатала шарик. Пальцы сами лепили – квадрат, пирамидка…
Ничего не случилось.
Обычный день.
Будничный вечер.
Никаких событий.
Так часто бывает. Все остается на своих местах, завтрашний день повторяет вчерашний, происходящее не выходит за рамки обыкновенных эпизодов. Никаких новых историй, казусов, фактов. Неизменный постоянный быт. Но случается один миг, в котором соединяется странное напряжение и ожидание. В нем переплетается все лучшее, может быть, забытое, романтичное. Душа замирает в предвкушении перемен. Самое горькое, если ничего после этого не происходит. Такой момент рождает неврастеников и самоубийц. Это та самая капля, которая без видимой причины переполняет чашу душевных горестей и делает муху – слоном, занозу – нестерпимой болью, неудачу – трагедией. Внутри стало пусто и зябко. Обидно? Да нет, к тому, что поселилось внутри, слова не подбирались. Из комнаты доносились радостные крики: «Так им, козлам!» Окрыленные «поддержкой», «козлы», судя по доносящимся стонам, ринулись в бой.
– Для кого растут цветы? – тупо спросила пустоту Ирина и сама себе ответила. – Для торговок и актрис, других актрис, – пришлось уточнить с кривой усмешкой. В большой серой сумке кошелек нашелся не сразу. Рядом с хлебными скульптурками сиротливо легла вытряхнутая мелочь. – Куплю завтра сама.
Но слезы уже притаились в уголках глаз.
Это не сюрприз.
Не подарок.
Она, собственно, так и осталась девочкой-неудачницей. Было много всего: и хорошего, и плохого – обид, предательств, бед. Давно стало понятно, что слез на все это не хватит. Жизнь проходит в тайной надежде, на радость. Проходит мимо. Но сегодня обязательно должны были случиться цветы. Именно случиться. Без них не получалось завтра. Ирина почувствовала прежде, чем поняла, что радость нужна не только ей. Растет сын. И она должна получить свою порцию, иначе и он никогда не увидит счастья.
Она не очень соображала, зачем надевает туфли и плащ, и куда пойдет на ночь глядя? Лифт застрял где-то наверху, и пришлось спускаться по темной лестнице, – то ли электричество экономили, то ли хулиганье тренировалось из рогаток по лампочкам. Она снова порадовалась, что не носит каблуки. У метро молодой и нахальный «цветочница» безразлично ткнул пальцем в ценник.
– Они у вас увядшие. – Ирина попробовала разжалобить продавца.
Но он даже не удостоил ее взгляда. Было поздно, и пришлось вернуться, безрезультатно обойдя несколько неосвещенных переулков. Из ведра выглядывали три вялых бутона в мятом целлофане. Внутри было явно что-то не так, – веревка слишком туго обматывала букет.
– Мне одну, пожалуйста. – Она не узнала свой голос. Так, наверное, разговаривают с судьей перед объявлением приговора.
– Только букетом.
Потом Ирина долго и унизительно упрашивала нахала, уходила, снова возвращалась. Он, в конце концов, отдал букет за всю наличность кошелька. Она уже не знала, довольна ли? И как нести цветы? Вспомнила, что их носят головками вниз, и опустила.
На корявый асфальт упали три вялых бутона. «Цветочница» знал свое дело. Она собрала беспомощные головки, медленно пошла к дому и почему огорчалась, что у нее нет новой бельевой веревки. Поднимаясь по темной лестнице, она решила, что обязательно покончит с невезением. Девочка-неудачница должна умереть. Надо сменить профессию… Лучше всего на что-нибудь совсем неромантичное, например, фармацевтику.
И придется развестись с Павлом, – мама была права. Два неудачника на семью – перебор!
6 глава. Зима
Крупные белые снежинки усаживались на подоконник. Казалось, они были бы не прочь попасть за окно – в тепло. Но им оставалось только надеяться, что ветер оттащит тучу, и снегопад прекратится. Тогда они останутся наверху и, пока совсем не стемнеет, хотя бы налюбуются жизнью в теплой комнате. Но смотреть было особенно не на что. Разве только на неподвижную женскую фигуру. Она стояла, не двигаясь, беззвучно шевелила губами и следила за падающими снежинками.