Слабое звено
Шрифт:
— Вам что, просто наплевать на жизни наших товарищей?
— Мне не наплевать, — прошипел Ленар, и что-то странное произошло с его голосом, будто бы его злость была адресована вовсе не Ирме, — Но если твоя совесть не дает тебе сосредоточиться на маневре, тогда давай обсудим это. Даже если я сейчас наплюю на устав, покину свой пост во время ответственного маневра и лично отправлюсь на Шесть-Три, то как раз успею сбегать туда и вернуться обратно до входа в Здоровяк, но пользы от такой пробежки не будет ровным счетом никакой. Допустим, я возьму с собой еще кого-то. Это дополнительное время на сборы, но в принципе мы все равно успеем вернуться обратно, и это все равно будет бесполезно. А
— Нет.
— Потому что спасти двух человек и спасти двух сопротивляющихся человек — это совершенно разные вещи. Добавь к этому, что там двое здоровых мужиков, облаченных в шестидесятикилограммовое снаряжение ВКД, и каждый, кто туда отправится, будет вынужден облачиться точно так же. В таких скафандрах можно толкнуть или ударить человека, но чтобы скрутить его, обездвижить и насильно протащить через половину корабля — такое нужно совершать минимум вчетвером, а в их случае ввосьмером. И поэтому выбор сейчас не в том, спасать их или нет, а в том, сидеть на своих задницах и делать то, что в наших силах, или бездумно тащиться на Шесть-Три и погибнуть вместе с ними!
Ирма своими женскими ушами слушала не столько его слова, сколько его тон, и она, наконец, поняла, что злость в голосе ее капитана направлена не на нее и ее наивные вопросы, а скорее на его же собственную беспомощность. Ленар уже сдался, вкушал горечь поражения, заранее оплакивал потерю двух коллег с соседнего буксира и злился из-за того, что так и не смог ничего сделать. Двое техников, которые еще три минуты назад были эпицентром споров на общем канале, для него были уже мертвы, как и для Вильмы, Ковальски и, возможно, всех остальных, кроме Штефана, который не был связан Порядком Проведения Маневров, но был столь же бессилен перед упрямством своих подчиненных.
Пинг и Клим.
Она несколько раз повторила их имена в своей голове, совершив роковую ошибку человека, который пошел на поводу у своих эмоций и вопреки логике решил ухватиться за горячую ручку двери, ведущей в охваченный пожаром дом.
— Я не хочу бросать их умирать.
— Запомни раз и навсегда простой жизненный принцип, — отчеканил Ленар, — Никогда не смей помогать тому, кто не просит твоей помощи. Такая помощь может принести лишь вред.
— Я не хочу бросать их умирать, — повторила Ирма в точности той же интонацией, словно заевшая пластинка.
— Послушай, Ирма, — послышался успокаивающий тон Вильмы, — Никто никого не хочет бросать умирать, но мы им ничем не поможем. В данный момент спасти их могут лишь они сами.
— Это же я виновата, — промолвила она, чувствуя уходящую из-под нее опору, — Это ведь я во всем виновата.
— Не пори чепуху, ты не виновата в том, что они устроили бунт.
Ирма за все последние три года так и не успела нормально познакомиться ни с Климом, ни с Пингом, поэтому для нее они были лишь двумя односложными именами, которые очень скоро украсят собой пару гранитных плит, но отчего-то в ней кипело чувство личной ответственности за их жизни, и при полном отсутствии какого-либо плана спасения ее тянуло к ним веревками. Она отказывалась сопротивляться спонтанным позывам. У нее не было детей, и она их не планировала в ближайшие лет семьдесят, но она была практически уверена, что то, что она в тот момент испытала, было чем-то очень близким к материнскому инстинкту.
— Я иду за ними.
— Ты никуда не пойдешь, — выбрал Ленар самый емкий ответ, и это было его ошибкой.
Он мог вступить с ней в дискуссию, устроить полемику, завалить ее аргументами и еще триста раз попытаться отговорить, но этой простой фразой он настолько утвердил свою позицию и сэкономил так много времени на бесполезных разговорах, что дал Ирме возможность обдумать
Она расстегнула свою куртку и поднялась с кресла.
— Это приказ, — хладнокровно произнес Ленар и заслонил своей статной фигурой единственный выход с мостика.
Ей достаточно было окинуть его беглым взглядом, чтобы удостовериться в серьезности его намерений. Он запросто мог применить силу, чтобы задержать ее на посту и вынудить подчиниться уставу, а сил в нем было явно побольше, чем в пятидесятикилограммовой девчонке, которая возомнила, что от нее зависят судьбы людей. Ее взгляд ненадолго зацепился за штрих на его коленке. Он действительно был рад, когда обнаружил, что кто-то зашил дыру на его брюках, и это был один из очень редких моментов, когда он подарил Ирме свою одобрительную улыбку. Она попыталась выжечь эту улыбку в своей памяти настолько глубоко, чтобы можно было до конца жизни возвращаться к этому моменту, после чего сделала глубокий вдох и резко пополнила статистику насильственных преступлений на космических кораблях.
Она горячо уважала Ленара даже в те моменты, когда их точки зрения расходились в диаметрально противоположные стороны, поэтому ей было больно ничуть не меньше, чем ему, когда он с ревом раненого зверя повалился в сторону своего кресла и невольно отдал ей несколько секунд для дерзкого побега. Ее лицо перекосилось от ужаса ее собственного поступка, но она нашла в себе силы заглушить хотя бы эти эмоции и перешагнуть через это, успокаивая себя тем, что рана на его колене все равно заживет без последствий.
Она еще не сделала ничего полезного, а от нее уже пострадал человек. Возможно, она что-то делала не так, но поворачивать назад было уже слишком поздно. Точка отмены была настолько далеко позади, что за ней не мог угнаться даже свет.
Цепкие пальцы с безупречным маникюром вцепились ей в рукав когтями орла, и Вильма что-то прокричала, но Ирма не расслышала ее за шумом адреналина в ушах, и легким движением рук сбросила с себя куртку, словно ящерица свой хвост.
Открыв дверь, она побежала навстречу свободе. Свободе ли? Ее поступок ничем не отличался от поступка тех, навстречу кому она понеслась сломя голову. Слегка прислушавшись, она поняла, что сделала ошибочные выводы: она бежит не навстречу Климу и Пингу, а убегает от звуков шагов еще не до конца догоревших мостов за ее спиной. Не стоило оглядываться, чтобы догадаться, что Вильма преследовала ее, и хоть она была менее серьезным противником, чем Ленар, вступать с ней в борьбу было бы во всех смыслах большой ошибкой. Вильма кричала ей вслед что-то похожее на «стой», но Ирма продолжала ее не слушать.
Огнемет для мостов ждал ее у лестничного пролета на второй палубе, и как только она перебрала под собой все ступеньки, ее локоть самозабвенно врезался в стеклянную пломбу на переборке. Звук лопнувшего стекла резанул по ушам, из-под пломбы показался желтый рычаг, а где-то в локте запульсировала острая боль, но обращать на нее внимания просто не было времени. В жизни космического дальнобойщика в принципе почти отсутствовали моменты острой спешки. Если ему было нужно время, перед ним простиралось практически все время вселенной, но у Ирмы каждая секунда была подобно капле крови, покидающей ослабший организм, и все действия она совершала еще раньше, чем успевала о них подумать. Она дернула за рычаг, и аварийная блокировка сработала, как идеально собранные и смазанные часы. Тупой гильотиной люк отсек первую палубу от второй с такой силой, что переборки испуганно вздрогнули, а мосты не просто сгорели — они испарились. Даже если очень сильно захотеть, менее чем за десять минут этот люк обратно не распечатать, и дальше можно было бежать уже не оглядываясь.