Слабое звено
Шрифт:
— Пинг! — в его взволнованном тоне была отчетлива слышна кратковременная остановка сжавшегося от радости сердца.
— Да? — спросил Пинг, заранее зная, что обозначает этот тон.
— Как сказал один мужик, который очень любил водные процедуры, нашел! Это автоматическое ГП-реле!
— Никогда им не доверял, — последовал раздраженный ответ, — Говорил же, что надо полагаться на аналоговые устройства.
— Сейчас нет времени полагаться на аналог, — бросил Клим взгляд на часы, — У нас есть около часа, чтобы заменить реле. У нас ведь есть запаска на складе?
— Найдем. Я сейчас как раз рядом со складом. Сколько ты говоришь осталось?
Клим скосил глаза на часы.
— Шестьдесят семь минут.
— Мы управимся за пятнадцать.
29. Чтобы
В космосе дисциплина — это не пустой звук, а та черта, которая часто отделяет рабочие условия от полного хаоса, а космонавтов от гибели. Именно дисциплина делает экипаж организованным, функциональным и слаженным механизмом, в котором ни один винтик не выкрутится из своей гайки и не сломает пару зубов шестеренке за то, что та без спроса позволила себе выпить лишнюю каплю литиевой смазки. Пусть экипажи многих кораблей и привыкли допускать между собой некоторые фамильярности, но каждый из них постоянно думал о рамках… за исключением случаев, когда забывал о них. В случае с грузоперевозочным сегментом коммерческого флота эти рамки были предельно простые: не выражать ни к кому особого отношения, относиться к коллегам с уважением, не ставить в приоритет личные интересы и всегда помнить о командной цепочке. Командная цепочка всегда начиналась с капитана и заканчивалась двумя техниками, прозябающими большую часть рабочего времени в закромах машинного отделения. Если предположить, что один из техников однажды начнет совершать действие, идущее вразрез с правилами техники безопасности, отметки в его послужном списке будут на совести капитана. Если капитан отдал технику прямой приказ прекратить нарушение техники безопасности, техник, безусловно, обязан подчиниться, если в силу не вступают какие-либо особые условия, вроде доказанной недееспособности самого капитана. Если техник проигнорировал легитимный приказ, капитан должен отдать приказ повторно, даже если абсолютно уверен в том, что у нарушителя не торчат бананы из ушей. В случае, если приказ был повторно проигнорирован, капитан вправе применить умеренную силу с последующим отстранением виновника от исполнения обязанностей. Если же возможности капитана оказались ограниченны или (ну вдруг) виновник окажет сопротивление и даже применит силу, чтобы оттолкнуть от себя главного человека на борту, это уже можно было считать преступлением, которое страшно не столько своей тяжестью, сколько беспрецедентностью. Если кто-то вдруг вздумал вступить в физическую борьбу с капитаном, то он либо полный дурак, либо совершенно отчаянный дурак, но ни тех ни других в космос старались не пускать. Уж слишком важна в космосе дисциплина, чтобы отправлять туда тех, кто не готов ее соблюдать. К сожалению, люди со временем пересматривают свое понимание дисциплины, и сложно определить тот момент, когда человек обрел готовность преступить роковую черту, как и сложно определить то, насколько прав он был в преступлении этой черты.
Поскольку связь сквозь астероид была невозможна, все буксиры были связаны в единую цепь ретрансляторов, поэтому эфир гудел от переговоров, словно разворошенный пчелиный улей, пока Здоровяк медленно бросал на мультисостав свою необъятную тень, негласно предупреждая о том, что космос не так-то пуст, как хотелось бы.
— Что происходит?
— Немедленно прекратите!
— Штефан!
— Послушайте же вы…
— Даже не думайте…
— …либо помоги мне…
— Вы совсем с ума посходили?
— …либо иди к черту…
— …Здоровяк приближается…
— Это приказ!
— Пинг, что вы делаете?
— Ковальски, это вы?
— Прекратите засорять эфир!
— Вы умрете!
— Да возьмите же контроль…
— …перепады давления…
— Вы все трусы!
— Пинг, немедленно вернись!
— Все кончено, время вышло.
— Вы потом молить меня будете…
— Закрой рот, Клим!
— Прости, но он…
— Да замолчите же вы!
— …еще никогда не ошибался.
— …под
— Как? Мы же все умрем!
— Да одумайтесь же вы, два идиота!
Последняя фраза принадлежала Штефану, и если капитан назвал своих подчиненных двумя идиотами, значит определенно происходит нечто ужасное.
Женщины по натуре такие существа, которые зачастую вслушиваются в интонацию сильнее, чем в значение сказанных слов, и последняя фраза Штефана кричала всеми нотами между животным страхом и звериной яростью. Чтобы довести свои голосовые связки до таких звуков, надо было быть либо выдающимся артистом, либо человеком, утонувшим в отчаянии, и на артиста Штефан точно не был похож. Ирма уже дважды слышала такое совсем недавно в своем собственном крике, который чуть не вдавил ей барабанные перепонки в череп, многократно отразившись от стенок ее собственного гермошлема. Оба раза она чувствовала костлявую руку космической смерти на своем плече, и теперь Штефан столь же отчетливо чувствовал ее зловещее присутствие на борту своего корабля.
После того, как общий канал заглох, по мостику процокала серия щелчков, с которой Ленар переключился на частный канал связи. Напряженное любопытство витало в воздухе, придав ему твердое агрегатное состояние, и даже сглотнуть слюну казалось кощунством на одном уровне с болтовней в театре во время арии.
— Ковальски, — обернул он свой голос электромагнитными волнами, — Ковальски, прием.
— Да! — раздраженно рявкнул Михал через несколько секунд напряженного молчания, — У вас что-то срочное?
— Да, я очень срочно хочу уточнить статус Шесть-Три. Что за бардак там творится, Михал?
— Если кратко, то Шесть-Три летит к чертям.
— Все понятно, — ничего не понял Ленар, — А если менее кратко?
— Уязвимости энергосистемы Шесть-Три устранить не удалось.
— Разве неисправный узел не был найден и заменен?
— Был, — последовал озабоченный вздох, — Оказалось, что это был не единственный неисправный узел. Времени на дальнейшую диагностику уже слишком мало, поэтому Штефан объявил полную эвакуацию с Шесть-Три.
— В чем же проблема?
— Два его придурка-техника решили устроить бунт и остаться. Они уперлись намертво, оказывают сопротивление и клянутся, что успеют все исправить вовремя и в последний момент укрыться в безопасном помещении от перепадов давления.
— А у них получится?
— Откуда я знаю? Штефан уверен, что нет, и я просто верю ему на слово.
— И что вы планируете с ними делать?
— Я?! — взорвались динамики удивленным воскликом, — Я ничего не планирую с ними делать в соответствии с разделом «Порядок Проведения Маневров», пункт семнадцать, и частными положениями техники безопасности, пункт тридцать-пять-точка-три! Мы уже потеряли Шесть-Три, и на всех нас лежит обязанность взять посильный контроль над рисками.
— Мы что, просто бросим их там?
— А у вас есть какие-то более разумные предложения?
— Нет, — ответил Ленар помрачневшим голосом, потратив секунду на размышления, — Надеюсь, что у них все получится.
— Скрестим за них пальцы.
— Конец связи, — попрощался Ленар, и связь оборвалась едва слышимым щелчком.
Казалось, что на мостике наступила траурная тишина, и никто не решался сделать вздоха, боясь нарушить момент.
— Это неправильно, — нарушила Ирма момент, — Нельзя оставлять людей в опасности.
— Можно, — отрезал Ленар, — В соответствии с разделом ППМ и частными положениями техники безопасности тридцать-пять-точка…
— Я знаю все эти положения! — вскипела она, — Меня не так давно заставляли их зубрить и бесконечно напоминали, что их несоблюдения однажды совершенно точно убьет меня, но то, что мы сейчас хладнокровно сидим на своих задницах и ждем, пока на соседнем буксире двое людей принесут себя в жертву — это бесчеловечно! Надо что-то делать. Надо отменить маневр…
— Маневр не отменить, — ответила Вильма, — Мы уже проскочили точку отмены и нам не хватит мощности, чтобы увернуться от Здоровяка.