Слабость сильного
Шрифт:
Кусая губы, девушка взяла письмо и какое-то время стояла, уже зная, что нужно сделать, но никак не решаясь. «Лично» и «Срочно» вступили в противоречие меж собой. Астеника еще раз набрала номер Якова Викторовича, затем все-таки взяла нож и разрезала пакет, аккуратно вытащила нитки, которыми для надежности было прошито вложенное письмо.
«Прочесть или нет? Вдруг что-то важное? Чья-то судьба решается? И из-за моей трусости, из-за неспособности принять ответственное решение пострадают люди? – Но ведь на пакете значится: лично… – Я не замышляю зла и, разумеется, никому, кроме Якова Викторовича не передам содержимое этого послания. Мне все равно придется открывать его завтра. Но вдруг завтра будет поздно?» – такой спор шел в душе у девушки.
Однако пакет
Того на месте не оказалось, зато Юрий был там, где ему и положено, в будке у входа. Завидя спешащую к нему секретаршу, постовой укоризненно покачал головой.
– Астеника Александровна, вы опять засиделись на работе. Муж не заругается? Или вам торопиться не к кому?
Юрий недавно разменял четвертый десяток. Был он среднего роста, коренастый, с шапкой густых, начавших седеть волос. Всякий раз постовой давал девушке понять, что она ему нравится – выходил проводить к тяжелым дверям, нараспев произносил ее имя, улыбался – и тогда становились видны две железные коронки. Очередную попытку заигрывания Астеника привычно проигнорировала.
– Юра, а вы случайно не знаете, где может быть Яков Викторович?
– Где-где, дома вестимо. И вам пора.
– Нет-нет, я звонила к нему домой, его там нет. А мне очень нужно с ним говорить … Ему пакет привезли срочный.
– Ну что вы так беспокоитесь, Астеника Александровна, генерал как придет – сразу прочитает, – постовой кинул взгляд на часы. – До утра осталось всего ничего, а Яков Викторович ранняя пташка.
– Но ведь на пакете написано: срочно!
– Да не переживайте, Астеника Александровна, все знают, что Железный генерал не железный, – этот любимый сотрудниками штаба каламбур Астеника выслушивала по сотне раз на дню. – Ему и спать, и есть надо, и послания срочные ему не в первый раз приходят. Вы просто недавно у нас работаете, а это вполне штатная ситуация. Никто не ждет, что генерал примчится среди ночи читать письма. Это пометка такая, чтоб он по возможности поторопился. Поезжайте домой, выспитесь, приведете себя в порядок, а завтра – с новыми силами за работу. Уверяю, у Якова Викторовича все под контролем.
– Но как же… но ведь там написано… ведь люди! А у меня и телефона в квартире нет. Все обещают поставить, да мне вроде как звонить некому, так я не тороплю.
– Ну хорошо, хорошо. Считайте, что вы мне доложили, я попозже наберу Якову Викторовичу, спрошу, какие будут распоряжения. Только не сомневаюсь, что он ответит до завтра.
– Но завтра может быть поздно!
– Ступайте, Астеника Александровна, мне инструкцией предписано освободить здание от посторонних.
На улице давно стемнело. Свет редких фонарей порошил деревья, дома, тротуары, ограды тонким налетом сепии. Легкие скользили по небу облака, тихо перешептывались деревья. Стук каблуков эхом отлетал от бетонных стен. Вдалеке взвыла сирена патрульной машины, ей вторили бродячие псы – их в последнее время стало много, из-за голода горожане выбрасывали четвероногих друзей, те сбивались стаями, дичали.
Из Асиной головы не шло самовольно распечатанное послание. Дозвонился ли постовой до Якова Викторовича? А если она и впрямь переполошилась напрасно, и Громов наутро устроит ей разнос? Хотя пусть лучше разнос, только бы знать, что никто не пострадает.
Погруженная в свои переживания, Астеника не сразу различила шаги за спиной. Еще один запоздалый прохожий? Давно он идет за ней? Тревожно сдавило грудь. Девушка обернулась. Позади никого не было видно, лишь в арке ближнего дома мелькнула быстрая тень. Поддавшись иррациональному страху, Астеника ускорила шаг, затем побежала. До дома оставались три сотни метров – немного для любующегося архитектурой прохожего, и огромное расстояние для преследуемого, желающего укрыться в безопасности стен. За спиной чудилось жаркое сопение и шепотки.
15
Беги быстрей, не то упустим. Шустрая девка! (нем.)
Ася тоже побежала быстрей, хотя ей казалось, что быстрей попросту невозможно. На бегу сбросила туфли – мешали каблуки. Сердце грозило разорвать грудную клетку, легкие жгло от недостатка кислорода. Так быстро она не бегала никогда. Были бы крылья – полетела б! Сто метров. Пятьдесят. Совсем рядом массивная дверь подъезда и фонарь над дверью – темный из-за необходимости экономить электричество. Только бы успеть! Пальцы уже сомкнулись на дверной ручке, и в тот же момент над ухом раздалось торжествующее: «Ja, hab ich! 16 ». Огромные лапищи сгребли Астенику, под нос ткнулось что-то тошнотворно-сладкое. Девушка попыталась вырваться, отвернуться, не дышать, но инстинкт оказался сильнее рассудка – она все-таки сделала вдох и тотчас улетела куда-то в небытие.
16
Ага, попалась! (нем.)
Первый раз Астеника очнулась в темноте. Пахло бензином. Кружилась голова и мир отплясывал вместе с ней. После пробежки по асфальту саднило стопы. Во рту пересохло. Тошнота накатывалась волнами, укачивала, оплетала. Ася лежала на чем-то бесформенном, похожем на брезент. Едва она попыталась подняться, в ушах зашумело, тошнота подкатилась к горлу и девушку вырвало, после чего она вновь потеряла сознание.
Второе пробуждение было ненамного лучше первого. Вокруг ничего не изменилось – те же темень и качка, хотя тошнило поменьше. Зато усилилась жажда. Голова была тяжелой, мутной. Астеника облизнула губы – легче не стало, язык был сух, как осенний лист, разве что не шуршал. Сквозь темноту проступали бесформенные очертания предметов. Рокотал мотор. Потряхивало. Похоже, она была в кузове грузовика. Из-за темноты и беспамятства девушка потеряла счет времени. День ли теперь или ночь? Сколько она пробыла без сознания? Обеспокоился ли Яков Викторович, не застав ее на работе? Ищут ли ее или уже подобрали замену, ведь немыслимо, чтобы начальник Главобрштаба оставался без секретарши! Зачем ее похитили? Куда везут? Эти и множество других вопросов крутилось в Асиной голове, а приходившие на ум ответы отнюдь не обнадеживали.
Понемногу движение начало замедляться и вскоре грузовик, в котором ее везли, остановился. Снаружи что-то дрогнуло, застонало, заскрежетало. Двери распахнулись. В образовавшем проеме возникла фигура и злой голос скомандовал по-арийски:
– Komm raus! Schneller! 17
Астеника поднялась. Ноги не держали. Пошатываясь, цепляясь за стенки кузова, в котором провела последние часы, подковыляла к светлому прямоугольнику выхода. Неловко спустилась, почти вывалилась наружу.
17
Выходи! Быстрее! (нем.)
Грузовик находился на окраине какого-то города. Кругом стояли приземистые дома: двухэтажные, утилитарные, с ровными шиферными крышами и покрытыми облупившейся штукатуркой стенами. Дома уныло таращились подслеповатыми окнами, топорщились арматурой. На земле валялись осколки стекла, фрагменты стен, покореженные железные бочки, куски труб. Даже если б Ася узнала название этого города, оно ничего бы не сказало ей – прежде девушка здесь не была. Между домов вальяжно расхаживали арийские солдаты, стояли грузовики и мотоциклы.