Сладкая отрава
Шрифт:
Мне тоскливо. Я скучаю по девушке с серыми, как грозовое небо, глазами. Мне не хватает ее, и как бы я ни напоминал себе о том, что ненавижу ее, засыпая, я постоянно думаю о Китнисс.
***
Сворачиваюсь клубком, прижав ноги к груди. Мне холодно, я кутаюсь в два одеяла – второе осталось после Клариссы – и лежу, глядя в стену напротив. За последние три недели я не разговаривал ни с одним человеком и, кажется, медленно схожу с ума. Тюремщик, который приносит еду, хранит упрямое молчание, да я уже и не пытаюсь его разговорить – после первой
Стены камеры давят на меня, вызывая приступы клаустрофобии, а от постоянно тусклого света нестерпимо болят глаза. Они слезятся… Именно из-за плохого освещения, уверяю я себя… «Причина не может быть в том, что я просто плачу».
С каждым днем я все отчетливее понимаю, что из этой камеры мне не выбраться. Даже если я выйду отсюда, то лишь для того, чтобы в сопровождении охраны проследовать до места казни. Если бы меня намеревались спасти, уже бы сделали это.
Таким одиноким и ненужным я, наверное, не чувствовал себя никогда.
Мое тело исхудало: я практически не ем, последнее время аппетит отсутствует напрочь. В какой-то момент я даже решаю, что сделаю последнюю гадость Альме Койн – умру здесь, заморив себя голодом, но какие-то примитивные инстинкты выживания все-таки берут верх над разумом, и изредка я съедаю тарелку каши или зачерствелый бутерброд.
Однажды происходит невероятное: я различаю чьи-то приближающиеся шаги, и поскольку еду мне сегодня уже приносили, то новых посетителей я не жду. Поворачиваю голову в сторону решетки и на мгновение теряю дар речи. Хеймитч собственной персоной.
В руках у бывшего ментора ключ от моей темницы. Хеймитч открывает тяжелый замок и, сняв его с петель, проходит в камеру. Я приподнимаюсь на локтях и сажусь. Меня слегка пошатывает, но я стараюсь держаться уверенно.
– Привет, парень, – произносит Хеймитч хорошо мне знакомым хриплым голосом. – Как ты тут?
Первое желание – соврать, сказать, что у меня все прекрасно и мне не нужна ничья помощь. Однако я прекрасно понимаю насколько это глупо с моей стороны. Мне нужна надежда, луч света, который бы указал мне выход из этой клетки. Да и бессмысленно врать – мой изможденный внешний вид красноречивее многих слов.
– Ты выпустишь меня отсюда? – дрожащим от волнения голосом спрашиваю я.
Ментор отводит взгляд и засовывает руки в карманы штанов. Цокает языком.
– Нет, Пит, не выпущу… – медленно говорит он, словно ему неловко передо мной.
Обиженно поджимаю губы и отворачиваюсь. О чем тогда с ним разговаривать?
Хеймитч делает вид, что не замечает моего холодного отношения к нему: подходит ближе, усаживается на край моей койки. Какое-то время мы оба молчим: ментор, наверное, не знает, как начать разговор, а мне просто нечего ему сказать. Наконец мне надоедает игра в молчанку, и я решаю, что чем быстрее выясню, зачем явился Хеймитч, тем лучше – он уйдет, оставив меня в покое.
– Тебя прислала Койн? – спрашиваю я.
Ментор оживляется, усаживаясь поудобнее.
– Ну,
– Что изменилось? – сухо спрашиваю я.
– Суд, парень, – отвечает Хеймитч. – В следующий понедельник новый Президент устраивает, наконец, суд над тобой и Сноу. Я не буду тебе врать – шансов маловато…
– Тогда ты рано, – не дослушав, огрызаюсь я. – Поминки еще не назначали!
Эбернети пожимает плечами и, облокотившись на стенку, замолкает. Я все жду, когда он продолжит рассказывать, но этого не происходит. Мне становится все-таки любопытно, поворачиваюсь к нему, а ментор усмехается: видимо он этого и ждал.
– Так ты будешь меня слушать или будешь и дальше демонстрировать, какие у тебя зубы острые? – интересуется Хеймитч.
Я воспринимаю это как давление с его стороны, но все-таки киваю, соглашаясь придержать язык за зубами.
– Китнисс сказала, ты видел запись своих пыток? – спрашивает ментор, как ни в чем не бывало, а мне кажется, что я внезапно получил удар под дых.
Зрачки расширяются, а кровь приливает к лицу – я был не готов к подобному вопросу.
– И? – выдавливаю из себя я.
– Что ты по этому поводу думаешь? – спокойно продолжает Хеймитч, наблюдая за моей реакцией.
Он что, издевается? Больше поговорить не о чем?
– Какое это имеет отношение к суду? – пытаюсь сменить тему, потому что погружаться в воспоминания о пытках у меня нет ни малейшего желания.
– Самое прямое, – говорит Хеймитч, но больше ничего не поясняет.
Злюсь.
– Какого черта?! – резко спрашиваю я. – С чего вдруг мне изливать тебе душу, а, Хеймитч? Мы не друзья и даже не приятели, так назови причину, почему я должен терпеть твое присутствие на своей территории?
– Мне уйти? – ехидно интересуется ментор.
Его ухмылка меня бесит.
– Вали! – предлагаю я. – Не стоило вообще тебе приходить!
Эбернети встает и, не спеша, направляется к решетке. Достает ключ, вставляет его в замок… Меня посещает шальная мысль о том, что можно попробовать сбежать: отобрать у ментора ключ и, открыв темницу, броситься прочь… В голове уже зреет план того, как мне миновать коридор, где подняться наверх – выше уровня камер, куда податься потом… Затея очень рискованная – наверняка Дворец кишит мятежниками, но это все же лучше, чем оставаться гнить в камере.
Я встаю на ноги, делаю несколько шагов в сторону Хеймитча, намереваясь напасть, но меня останавливает его голос:
– Не глупи, парень, ты не выберешься из этого места живым, если бросишься напролом.
Сглатываю, вообще-то я надеялся, что двигаюсь бесшумно.
– У меня есть идея получше, – добавляет ментор, оборачиваясь ко мне. – Я хочу помочь тебе, Пит.
– С какой стати я должен тебе верить? – спрашиваю я. – В нашу последнюю встречу, ты наставил на меня дуло пистолета!