Сладкий хлеб мачехи
Шрифт:
— Да, я сейчас…
Подхватив чемодан, она тяжело плюхнула его в проход и вздрогнула от неожиданно раздавшегося характерного телефонного писка. С таким писком обычно сообщения поступают… Торопливо поднеся тельце телефона к глазам, прочитала вспыхнувшее на дисплее яркими буковками послание от Глеба: «Не звони мне больше. Никогда».
— Ну же, девушка… Чего вы застыли? Отправляемся, уже сигнал подали! Поднимайтесь скорее! Господи, неуклюжая какая…
Наверное, проводница хотела просто помочь ей, подталкивая под локоток в открытую дверь. А получилось —
— Все, все, девушка! Поезд пошел уже! Что это вы, честное слово, так дергаетесь? Больная, что ли? Еще не хватало, чтобы вы под колеса шастнули… Ишь, Анна Каренина на мою голову! Меня ж за это посадят и, как звать, не спросят!
— Извините, но у меня там телефон… Телефон упал… Мне надо выйти, извините…
— Ага, щас! Выйти ей! Пройдите лучше в свое купе, девушка! Ненормальная, ей-богу… Прям дурдом на прогулке. У вас восьмое купе, идите. Хотя постойте, я вас до купе сама провожу…
Так они и поплелись караваном по узкому коридорчику поезда — Бася впереди на ватных ногах, следом проводница тянула за ручку ее чемодан, тихо награждая нервную пассажирку достойными случаю эпитетами.
— Стоп, девушка. Тебе сюда.
Открыв дверь, она почти впихнула ее в купе, и Бася с ходу уселась на нижнюю полку, слегка ударившись головой о стену. Впрочем, никакого удара она не почувствовала. Она вообще ничего не чувствовала, кроме своего отчаяния. Казалось, вся ее жизнь, в одну секунду сосредоточившись в маленьком мобильнике, осталась там, под тяжелыми колесами поезда, и была раздавлена, рассеяна по рельсам и черным шпалам когда-то бережно хранящимися в его памяти цифрами из номеров телефонов, буквами дорогих имен. Ничего, ничего больше из той жизни у нее не осталось.
— Принимайте попутчицу, дорогие пассажиры! — облегченно вздохнув, будто скинув с плеч тяжкий груз, бодро проговорила проводница. И тут же добавила тихо, даже немного интимно: — Только это… Она вроде не в себе немного. Мужчина, уступили бы вы ей нижнюю полку, а? А то не дай бог чего…
— Да, да, конечно! — с готовностью откликнулся пассажир-мужчина, вежливо улыбаясь и исподтишка разглядывая Басю. — Конечно, нет проблем! Даже и уступать не придется, мы с дочкой вдвоем едем, и ей очень даже нравится на верхней полке спать. Да, Варенька?
— Мне вообще все равно, где спать… Верхняя так верхняя… — раздался с верхней полки немного гундосящий детский голосок, и вслед за ним показалась лохматая девчачья головка со сбившейся набок красной заколкой.
Бася подняла глаза — что-то странное послышалось ей в этом детском голосе. Вернее, не странное, а очень близкое к ее собственному горестному состоянию.
А, так и есть… Лицо-то
— Ну, вот и хорошо. Вот и разобрались, — довольно кивнула проводница. — Доброго тебе пути, девушка. Больше под колеса не прыгай.
Развернувшись в узком проходе плотным туловом, она быстро исчезла, деликатно прихлопнув за собой дверь. Бася вздохнула, закрыла глаза, прижалась затылком к стене. В ту же секунду ее подхватило вихрем, понесло куда-то, вниз, в узкую щель между колесами и серым бетоном высокой платформы, туда, где мелькнул серебристым тельцем ее телефон… Ну же, еще немного… Вот же он, вот, только руку протянуть… Сейчас…
— Девушка… Эй, девушка… — вытащил ее из короткого видения низкий мужской голос. — Очнитесь, девушка…
— Что? Что такое?
Открыв глаза, она с досадой уставилась на своего попутчика. Он сидел напротив, смотрел на нее испуганно.
— Простите, но вы сейчас… — промямлил он и улыбнулся виновато, пожав плечами.
— Что — я? Чем-то помешала вам, да?
— Нет, не помешали, конечно. Но вы… Вы то ли плакали, то ли стонали так нехорошо… Я подумал… Извините, в общем. А может, я вам чем-то могу помочь?
— Чем?
— Ну, я не знаю… Давайте для начала я помогу вам снять плащ и повесить его на плечики. А потом чемодан ваш в багажник под полкой пристрою. Вы встанете на секунду, и я пристрою. А потом я чаю принесу. Хотите?
— Как много всего… — усмехнувшись, глянула на него из-под опущенных ресниц Бася. — Что ж, давайте, помогите, если вам не трудно.
Встав с полки, она действительно позволила доброму попутчику и стянуть с себя плащ, и пристроить чемодан под полку, и даже за чаем сбегать. Заодно он у проводницы пакет с бельем для нее прихватил.
— Садитесь туда, к окошку, за стол. Там вам чай пить будет удобнее.
— Спасибо… — послушно села она у окна, обвила граненый стакан в медном подстаканнике холодными пальцами и тут же их отдернула, обжегшись.
— Осторожно! — сунулся к ней мужчина. — Там же кипяток… Я вам зеленый чай заварил, с мятой. Она, говорят, нервы успокаивает. И сахару тоже положил. Две ложечки. Хотя, говорят, зеленый чай полагается без сахара пить. Но я же не знаю, как вы чай пьете, правда? С сахаром или без?
Она слушала, долгим немигающим взглядом уставившись ему в лицо. Очень терпеливо слушала, как может слушать незадачливого рассказчика сосредоточенный на чем-то своем такой же незадачливый собеседник. То есть не слышала вовсе того, что он ей говорил. Потом кивнула очень медленно и тихо произнесла:
— И пусть… Пусть он упал… Пусть…
— Простите… что? Кто упал? Куда упал? — удивленно переспросил мужчина.
— Телефон… Телефон мой упал. Вы знаете, у меня больше нет телефона. У меня вообще, вообще больше ничего нет… Я ни одного номера наизусть не помню…