Сладость горького миндаля
Шрифт:
– Я понимаю, - повторила мисс Элизабет в третий раз и медленно пошла по аллее.
– Бетти!
– мисс Энн торопливо пошла вслед мисс Бреннан.
Они вскоре исчезли за поворотом. Чарльз не решился последовать за ними.
Он понял, что мисс Энн любой ценой хочет сохранить добрые отношения с мисс Элизабет и всячески выгораживает брата. Энн Хэдфилд пыталась представить поступок Эдварда с Кэтрин именно как увлечение, а не хладнокровное домогательство с подлой целью избавиться от мисс Бреннан. И Донован понял, почему мисс Энн предпочитает лгать: скажи она правду, это испортит отношения Хэдфилдов с Бреннанами навсегда.
Донован направился
Оказалось, его ждал пожилой мужчина, лицо которого - высокий лоб, изборождённый сетью морщин, и голубые глаза, казавшиеся странно большими за стёклами круглых очков, - показалось ему смутно знакомым. Память не подвела Донована - он и вправду мельком видел этого человека во время визита полиции в дом Бреннанов. О нём же говорил ему и епископ Корнтуэйт. Перед ним стоял Тимоти Мэддокс, известный в Шеффилде доктор, много лет бывший врачом семейства Бреннан.
Речь Мэддокса выдавала человека дела, он был лаконичен и весьма конкретен. Сразу после короткого приветствия, он, не дожидаясь приглашения, сел и заговорил:
– Мой друг Роберт Корнтуэйт рассказал мне о вас и о том поручении, что дал вам. Он просил сойтись с вами поближе и, если в доме Бреннанов случится нечто, о чём вам надо будет знать, я обязался сообщить об этом вам и Роберту. Ему я уже написал.
Донован слушал молча, не перебивая и внимательно разглядывая медика. Его руки странно контрастировали с лицом и не выглядели руками старого человека. Нет, они были бледными, жилистыми и очень сильными, что было заметно по толщине запястий и подвижности пальцев. Такие руки Донован часто видел у хирургов и скрипачей.
– Так вот - я должен сообщить это и вам, при этом я нарушаю долг медика хранить в тайне сведения, имеющие отношение к врачебной тайне, - спокойно продолжал Мэддокс, - я виновен и в худшем проступке: я скрыл эти сведения от полиции, и если могу чем-то оправдать себя, то только самообманом. Полицейский врач был задействован в беспорядках на заводских окраинах, тело мисс Кэтрин Ревелл осматривал я, и после моего заключения оно было отдано родным. Я мог бы уверить себя, что сведения, которыми я располагаю, излишни для выяснения причин гибели мисс Ревелл, но я не идиот и прекрасно понимаю, насколько они могут быть важны. Причины моего поведения лежат в уверенности, что полиция всё равно не сможет прийти к правильным выводам, результатом полицейского следствия будут лишь новые дурные слухи вокруг семьи Ральфа, а я не хотел бы их допускать.
Донован насторожился и не спускал глаз с Мэддокса.
Тот продолжал, - как ни в чём не бывало.
– Но мой друг Корнтуэйт сказал, что вы пытаетесь понять, что происходит в доме, и я должен вам по возможности помочь. Так вот. Тело мисс Кэтрин Ревелл удивило меня. Во-первых, я хотел, чтобы вы незаметно навели справки в доме: не болела ли она сильной простудой в течение последнего месяца-двух? Во-вторых, девица вовсе не была девицей.
– Донован закусил губу и бросил быстрый взгляд на Мэддокса, - вам нужно узнать, лишилась ли она невинности в доме Бреннанов, или - чего я, в общем-то, не исключаю - ещё в Уистоне?
Чарльз смутился по-настоящему.
– Если спросить о простуде достаточно просто, - пробормотал он, - то каким образом я смогу узнать...
– О её любовнике?
–
– Я знаю, - кивнул Донован. Он все ещё пребывал в полнейшей растерянности.
– Но я сомневаюсь, что девица могла устоять. Если Мартин влюбился в неё...
Донован чуть тряхнул головой, пытаясь уложить в неё новые малоприличные сведения доктора.
– Но смерть самого Мартина... Ведь если он влюбился в Кэтрин Ревелл, и она уступила ему - чем объясняется его смерть? И самоубийство Уильяма - у него ведь тоже должна быть причина. Впрочем, - задумался Донован, - тут что-то есть. Как я понял со слов мисс Элизабет, все братья приехали на похороны отца. Что если оба они влюбились в Кэтрин - и оказались соперниками? Элизабет Бреннан говорила мне, да и мистер Райан Бреннан в присутствии мистера Джозефа Бреннана тоже уверял, что именно приехавшие братья уговорили его оставить девушек. Мне не показалось, что они лгут. Стало быть, девушка могла влюбиться в ...
– Только не в Уильяма, - усмехнулся Мэддокс, - Билли был ещё менее привлекателен, чем Патрик. Если верно то, что вы говорите, то это мог быть только Мартин, безусловно, он был куда более привлекательной кандидатурой.
– Но тогда...
– Донован взволнованно поднялся и начал мерить шагами комнату, - тогда многое проясняется. Уильям понял, что ему предпочли Мартина и не вынес этого. Мартин, возможно, страдал, считая себя виновным в гибели брата! Потом могла иметь место размолвка с Кетти, и он разочаровался в объекте своей любви - и... А смерть Кэтрин... Она просто поняла, что своим кокетством или ветреностью погубила братьев, - Чарльз сел, потёр вспотевший лоб и снова задумался, - но ухаживания Хэдфилда... Он тогда тут причём?
Мэддокс на минуту задумался.
– Доход Хэдфилда сегодня - около трёх тысяч в год, - наконец проронил он, - но ему предстоит унаследовать свыше ста тысяч фунтов... Если бы девица выбирала, Нэд, разумеется, был бы куда привлекательнее нищих младших братьев Бреннанов, - спокойно констатировал Мэддокс.
– Но Корнтуэйт говорил, что дело едва ли в деньгах. И мистер Райан Бреннан сказал, что финансовые вопросы в семье никогда не были причиной конфликтов. Он уверял, что деньги не определяют поступки членов семьи. Он солгал?
– поинтересовался Донован у медика.
Мэддокс пожал плечами.
– Почему? Он не лгун. Но речь идёт не о Бреннанах, а о Ревеллах. У брата и девиц - за душой абсолютно ничего нет, а у Томаса, как я слышал стороной, ещё и долги. И едва ли девочки Ревелл настолько глупы, чтобы не понимать финансового расклада. Любая из них была бы счастлива выйти за Райана Бреннана - для неё это означало бы стать хозяйкой богатейшего поместья и до конца своих земных дней не знать нужды. Неплохая добыча и мистер Эдвард Хэдфилд, хоть он и в четыре раза менее привлекателен: именно настолько, насколько три тысячи годовых меньше двенадцати.